ТЕТРАДЬ «ИЗ РАННИХ ПУБЛИКАЦИЙ»

ХХХ

В пальто тяжёлых ходят старики,
Постукивают палками большими
И смотрят вниз.
Как будто проверяют
На прочность землю
И свои дела.

А рядом дети с быстрыми ногами
Бегут вприпрыжку,
В небеса глядят,
Толкаются, смеются и кричат,
И думают, что жизнь прочна, как камень.

А старики всё палками стучат.
И крепко сомневаются.
Молчат.

---

ХХХ

Последний пригородный поезд,
Пустой, как лунный свет, вагон.
Врос инвалид по самый пояс
В литой зашарканный перрон.

Свет от вагонов жёлт и скуден,
Земли касается рука.
Над ним, над ним проходят люди
И чуть повыше - облака.

И в эту пору, в эту пору
Такая ясность в небесах!
А он как будто ухнул в прорубь
И держит тело на руках.

Огнём пробито тело это,
Но сорок с лишним лет, хрипя,
Он в одиночестве планету
Отталкивает от себя.

---

ХХХ

Воробьи набились в кроны,
Воробьи нашли ночлег.
Ходит ночью по перрону
Очень странный человек.
Очень странный человек -
Не уходит на ночлег.
Ждёт кого, от света кроясь?
Провожает ли кого?
В месяц раз проходит поезд
Мимо станции его.
Выйдет дворник, сер от пыли,
Сед от ста своих годов.
Скажет дворник: «Изменили
Расписанье поездов…»
Скажет дворник и уйдёт,
Человека ток кольнёт.
Месяц будет он ходить,
Месяц будет он курить,
А потом уйдёт с вокзала
И очнётся: «Надо жить!»

---

НА КАРТЕ БЕЛОЕ ПЯТНО

Геологу Сергею Владимирову

Нам повезло. Нам дали карабины,
По рюкзаку огромному на спины,
Отсыпали и порох, и свинец.
Мы шли тайгой, карабкались на скалы,
Ах, эти перекуры-перевалы!
И комаром приправленный супец!

Себя мы за героев не считали,
На безымянных речках ночевали,
А утром эти реки называли
По именам любимых и друзей.
Мы цирки подревней, чем Колизей,
На старые планшеты наносили,
Мы сапоги разбитые носили,
Которые в итоге попросили
На память в краеведческий музей.

Нам повезло: мы шли и открывали,
Мы как хотели, так и называли.

Всё б хорошо.
Но вскоре надоело
Нам это слишком творческое дело.
Остались в рюкзаках и соль,
И сахар,
И спички.
А фантазия - иссякла.
И вот пошло: классический порядок! -
«Сто первый ключ», «Двенадцатый распадок»…
О! Как до замирания был сладок
Тот редкий миг - увидеть и назвать,
Преступный миг - увидеть и назвать.
Здесь людям жить и городам стоять.
Они придут, они не согласятся,
Они в недоумении столпятся
У родника с названьем «Двадцать пять».

Мы песни романтические ели,
Мы в этом деле сильно разумели,
Тогда какое ж право мы имели
Так серо и бездарно называть?

---

ХХХ

Другу детства Долбиеву Василию

Помнишь тот костёр, что мы палили
Осенью в редеющем лесу?
Листья колыхались и парили,
И держались долго на весу.

Был я там, где жили мы в палатке.
Где вода студёна и остра.
До сих пор подёрнуты распадки
Дымкою от нашего костра…

---

ХХХ

Геологу Виктору Белоцерковцу

В голубичный холодный сироп
Облетает хвоя, облетает.
Очень медленно нынче светает,
И рассвет и тяжёл, и суров.

Голубичный сироп на заре.
Прилетит вертолёт из-за леса,
И пилот - и остряк, и повеса -
Крикнет нам, чтоб грузились скорей.

Голубичный сироп на снегу.
Аметистовый.
Странный.
Глубинный.
Вертолёт дребезжащий, старинный,
И к нему с рюкзаками бегут.

И пятно на снегу…
И пронзит!
И споткнёшься,
И станет понятно:
Миг ушел навсегда
Безвозвратно!
Вот сейчас вертолёт улетит.

И кружится хвоя на лету,
И недолгое это круженье.
И останется терпкий, осенний.
Аметистовый привкус во рту.

---

ОСЕННЕЙ НОЧЬЮ У КОСТРА

А люди спали. Полночь. Поздно.
Транзистор рядом остывал.
Слегка подсвечивая звёзды,
Костёр оставленный мерцал.

Гитары сумрачный овал.

Необъяснимая, скупая,
Взошла луна - острей ножа.
Листочек, хвостиком цепляясь,
По струнам зябко пробежал.

Молчали струны. Лишь одна
Пропела - первая струна.

А листья падали. Тех песен
Никто не слышал в тишине
На несерьёзной, на осенней,
На самой медленной струне.
Была мелодия негромкой,
И невпопад,
И так себе.
А мне порой бывает горько,
Что мы вот этой,
Самой тонкой,
Не слышим музыки в себе.

---

ХХХ

Десятому «Б»

Мы пели песни.
Все, какие знали.
Тянул кто как: кто  в  лес, кто по дрова.
Ночные птицы - словно повторяли
Весёлые и грустные слова.

Трещал костёр.
Густел прохладой вечер,
Сгибалась потускневшая трава.
И были неуместными все речи.
И были здесь уместными слова.

А ночь нас осторожно укрывала
Седым плащом с Полярной в уголке.
И детство незаметно уплывало
Куда-то вниз.
С туманом.
По реке.

---

ХХХ
 Геологу Александру Леснянскому

Глубокая дума воды
Осенней замедленной Чары.
Возьму на дорогу еды
И - в лодку.
И утром отчалю.


К мотору рванётся рука,
Бензиновым пыхнет угаром.
Рука моя нынче легка,
И сам я сегодня в ударе.

Рвануться б!
Умчаться за мыс,
От встречного ветра зардеться…
Глухая тревожная мысль
Заставит меня оглядеться.

Увижу: янтарный листок
В тягучую воду влипает.
Берёза горит,
Догорает.
Сегодня я слишком жесток!

Спокойные ветки ольшин,
В воде отражаясь, алеют.
О вёслах - тяжёлых, больших -
Впервые я пожалею.

---

ХХХ

Ещё такие серые дома!
Ещё такие серые деревья.
Ещё апрель…
И жалуются двери,
И сводят обитателей с ума.

Двойные рамы не впускают свет,
И света нет - лишь слабое подобье.
И пусто так, и так мне неудобно,
И словно бы меня на свете нет.

Как мало в этой комнате тепла!
Хотя в печи безумствуют поленья,
И тень моя, как странное виденье,
Колышется у пыльного стекла.

А за окном - убогие дома.
А за окном - бесцветные деревья.
И пусто так…
И жалуются двери,
И сводят обитателей с ума.

---

ХХХ
Поэту Александру Шипицыну

Заехать в незнакомый городок,
На площади вокзальной потолкаться,
Повосхищаться и поудивляться,
Что есть на свете этот городок.

Войти в него.
Без цели побрести
И заблудиться.
Ошалев от счастья,
Сказать торговке семечками:
- Здрасте!
И кинуть семечками из горсти
По голубям.

Я в городе чужой.
Меня никто, никто здесь не узнает.
И это хорошо, что не узнает,
Что можно быть самим собой:
Помочь старухе сумку донести,
Увидеть симпатичную девчонку
И проводить,
И дальше побрести,
И кучу дел хороших переделать.

…Но будет час - я в город свой вернусь,
К своим друзьям, и добрым, и весёлым,
И всё-таки, и всё-таки они
По-разному дела те истолкуют.

…Заехать в незнакомый гродок!

---

ХХХ

Н. ХАБАРОВОЙ

В тёплую свободную субботу
Убежим с тобою налегке,
Отложив сомненья и заботы,
В дальний лес.
На исповедь.
К реке.

Лодка у дощатого причала
И весло упругое - плыви!
Я пойму, что это лишь начало,
Лишь пролог поэмы о любви.

…Дождь пройдёт.
Несильный и неяркий.
Молния воткнётся в борозду.
Мокрая серебряная галька
Отразит вечернюю звезду -
Длинную, неясную, в закате.
И костёр рыбацкий вдалеке.
И тебя в коротком белом платье
С лёгкими кувшинками в руке.

---

ХХХ
И. ЕМЕЛЬЯНОВОЙ

Когда тоска меня душила,
Скалой вставала на пути,
Луна мерцала, как могила,
В глубокой каменной степи, -

Я шёл к трамваю у киоска,
Входил в расшатанный вагон,
Смотрел в окно:
Не перекрёстки -
Одни кресты со всех сторон.

Я долго ехал на трамвае
Туда, где тихо, про себя,
Светилась робкая, святая,
Такая слабая судьба.

И оттого, что в дождь и слякоть
Она умела так сиять,
Хотелось петь,
Хотелось плакать
И не хотелось умирать!

Я шел назад.
Звезда летела.
Река текла.
Земля скрипела.
И дворничиха что-то пела.
Урчал автобус в гараже -
Всё потому, что там горело
Окно на пятом этаже.

Я шёл назад, того не зная,
Что в то окно,
Полным – полна,
Светила тусклая,
Большая.
И безысходная луна.

---

ХХХ

С мороза
С розовою
Розой
Ворвался в каменный подъезд!
Ворвался в каменный подъезд,
В котором не было невест.

В котором женщина жила,
Подолгу у окна стояла,
И пальцы тонкие ломала,
И стука в дверь всю жизнь ждала…

---

ХХХ

И всё - туда, до остановки,
И всё - туда, за поворот.
Ребёнок,
Женщина,
Девчонка
За поворотом тем живёт.

Там есть чугунная ограда,
Там за витринами - неон.
А мне туда совсем не надо,
А мне-то надо - от неё!

А мне к вокзалу, в эту слякоть,
В вагон.
На полку.
И - ничком.
И горько плакать, горько плакать
И утираться кулаком.

А мне ещё попутчик нужен,
Чтоб умный был
И трезвый был.
Чтоб только слушал, только слушал
И ничего не говорил…

---

ХХХ

Был тот костёр такой непрочный
Среди затерянных снегов!
И мы ушли глубокой ночью,
И мы покинули его.

И наступили дни ненастья,
И холод опустился с гор.
Но я был счастлив,
И от счастья
Стал забывать про тот костёр.

Луна потерянно светила,
Одна, тревожна и бела,
Неясная глухая сила
Мне спать однажды не дала.

И нанесло забытым дымом,
И время близилось к утру,
И повлекло неумолимо
К тому погасшему костру.

И я пришёл.
И изумился.
И потрясённо онемел:
Костёр, как лист осенний, бился,
Но из последних сил горел…

---

ХХХ
Лунный свет, удивительно белый,
Над холодной землёю разлит.
«Прогорит наш костёр неумелый,
Непременно к утру прогорит…»

И подуло смертельно и сонно
От болота, где стынет камыш.
Вздрогнул я и спросил потрясённо:
«Ты зачем это так говоришь?»

Но во тьме улыбнулась устало,
Посмотрела, как при ворожбе:
«Я молчу, ничего не сказала,
То почудилось просто тебе»

Что за бред, что за глупые шутки?
Я возьму и пилу, и топор,
Дров подкину, и будет не жутко,
И к утру разгорится костёр.

Будет свет удивительно белый…
Только кто это там говорит:
«Прогорит ваш костёр неумелый,
Непременно к утру прогорит»?

---

ХХХ

Я вновь подумал о Кристине
И посмотрел в окно: пора!
Сегодня первый строгий иней
Присыпал строгие поля.

Пора крылатую палатку
Сменить на пыльный кабинет,
Пора соседу по площадке
Сказать забытое «Привет!»

Пора припомнить телефоны,
Кто друг припомнить или враг,
Усвоить странные законы,
Где всё иначе, всё не так.

Тебя увидеть на прогулке,
Ты с мамой выйдешь на часок.
У мамы худенькие руки,
Сердоликовый перстенёк.

И позабыть про всё на свете,
И не суметь себя сдержать,
Упасть лицом в ладони эти
И эти руки целовать.

---

ХХХ
В.Г.Т.

Улетели свиристели,
Значит, быть пурге.
Мы костёр с тобой хотели
Развести в тайге.

Мы мечтали, что в апреле
У костра споём.
Свиристели не велели
Быть с тобой вдвоём.

Улетели свиристели,
Можно жечь костёр.
Пусть подслушивают ели
Тайный разговор.

Слава Богу, улетели!
Значит, можно жить.
…То ли спички отсырели,
То ль рука дрожит.

То ль в бреду,
То ль в самом деле
Дует ветер с гор.
Улетели свиристели.
Не зажечь костёр.

---

ХХХ

Рыбак.
Упрямая бородка.
На пальце медное кольцо.
Лицо глубокое, как лодка,
Как лодка, тёмное лицо.

Закат багряный.
Берег алый.
Краснеет мокрое весло.
Но звуки выпускного бала
Сюда случайно донесло.

Сегодня в школе вальсы.
Штраус.
Девчонка вышла на крыльцо.
Лицо далёкое, как парус,
Как парус, светлое лицо!

---

ХХХ

Галине К.

Огни на дальней стороне.
Вода и ночь. И сигарета.
Когда с душой наедине,
Не надо слишком много света.
Огни и ночь
И слабый бриз.
И лодка мокнет у причала.
Что это?
Жизнь?
Или начало
Чего-то большего, чем жизнь?

Не объяснить и не узнать,
Как сон не вспомнить утром ранним.
Вся наша жизнь и есть старанье
Необъяснимое узнать.
Оно во всём.
Им полон взгляд,
Оно таится в каждом жесте,
В том, как замедленно  по жести
Дожди осенние стучат.

Оно - во всём,
Оно - везде,
В гаданье шёлковом цыганки
И в том, как кланяются галки
Весенней первой борозде.
В твоём письме на пол-листа,
В походке грузной почтальона,
В церквушке старой без креста,
Где всё ещё висит икона.

В церквушке той оконцев нет,
В церквушке день живёт вчерашний,
Но там такой струится свет,
Что умирать совсем не страшно.
Мне не понять и не узнать,
Зачем любовь ко мне приходит,
И, не спросив, туда уводит,
Где не положено бывать.

Зачем огни в той стороне,
Вода и ночь, и сигарета?
Когда с душой наедине,
То почему не надо света?
Зачем сегодня слабый бриз?
И сам зачем я у причала?
Что это - жизнь?
Или начало
Чего-то большего, чем жизнь?

---

ХХХ

Художнику Борису Череднику

Густая синяя река,
И жёлтый поплавок.
На белой удочке рука,
Сиреневый дымок.
Пустая пачка сигарет
Ложится в костерок,
Удачи нет, рыбалки нет,
А по-степному - йок.
Дагба, похоже, рад тому,
Что рыба не клюёт.
Он лёг на жёлтую траву,
Тихонечко поёт.
- Дагба, зачем же ты поёшь?
О чём твои слова?
- А как не петь, ведь ты живёшь,
И рыба, друг, жива!

Сегодня рыба не клюёт.
Костёр горит.
Дагба поёт.

---

ЕЛЕНЕ СТЕФАНОВИЧ

Сквозь огонь,
Сквозь воду
И сквозь трубы
Жизнь несла.
Но помню до сих пор:
Мне вручали утром лесорубы
Голубой отточенный топор.

Ужинали кашами да щами,
Спали, спрятав голову в кусты,
Возле ног дрожали и трещали
Красные от радости костры.

Страшные от радости костры
Освещали белые берёзы.
Тяжело,
Тревожно
И серьёзно
На траве краснели топоры…

---

Родителям АЛЕКСАНДРУ ВАСИЛЬЕВИЧУ и
МАРИИ АНДРЕЕВНЕ

Как трудно уснуть этой полночью тёмной!
В оконце моё загляделась звезда,
Да вечную песню поёт рукомойник,
И капает звонко по капле вода.
Хозяйка - доярка. Усталые руки
Поверх одеяла, белея, лежат.
Устала хозяйка - четвёртые сутки
Одна без напарницы - руки горят.
Он сам - лесоруб. На далёкой деляне
Работает трудно, как совесть велит,
И орден за труд он хранит в чемодане,
И грамот солидную стопку хранит.
Живут справедливо. Изба и работа.
Колодец, скотина, вода и дрова.
Солонка, буханка. Земля и забота.
По праздникам - песни. Вино и слова.
Весёлые песни, а мысли угрюмы.
Угрюмые мысли не могут лететь!
Тебе бы, звезда, мои трудные думы,
Иль мне бы, как ты, не сгорая, гореть!
Ужели всю жизнь - с голубыми глазами,
Ужели всю жизнь - всё в земле да в земле?
Деревья и те - посмотри же, хозяин! -
Тяжёлые ветки бросают к звезде.
Сомненье терзает! «А может, так надо…»
«А может, так надо?» - мигает звезда,
«Так надо, так надо, так надо, так надо», -
По капле в углу утверждает вода.
Тяжёлый хозяин лежит на кровати,
Он завтра пойдёт по тяжёлоё земле,
Повалит деревья в четыре обхвата
И чайник согреет на тёплой золе.
И всё будет правильно.
Как и всегда.
Вот только в окошке
Зачем-то звезда…

---

КЛАДКА
ОКЛАДНОМУ А. К.

Ломают старые дома.
Из листвяка литого стены,
На совесть рубленные сени,
Узоров древних бахрома.

Работы здесь - сойти с ума.
Бригада скинула рубахи,
Со стоном лопаются плахи -
Такие крепкие дома!

А бригадир сердит, ворчит:
- Кому нужна такая крепкость!
Да это же не дом, а крепость,
Её попробуй, свороти!

…Когда-то с завистью сосед
Достал малиновый кисет.
Потрогал розовые бревна,
Прильнувшие друг к другу ровно:

- Ну, поздравляю, дом так дом!
Да это же не дом, а крепость,
Во всём нужна такая крепкость!

И вот ломают старый дом.

Я не за старые дома,
Хоть и вздохнешь о них украдкой.
Ломайте старые дома!
Но изучите эту кладку.

---

  ШАВЕЛЬСКОЙ Т.Н.

Сентябрь, как сосновое семя,
Струится, дрожит на весу.
Какое хорошее время! -
Как в сотах, прозрачно в лесу.

И медленно лист опадает
С берёз на сухую траву,
Мне грустно: тайга умирает.
И радостно: я-то живу!

Последние стылые грузди
Хрустят под  ногой кое-где,
Янтарные листья загрузли
В тяжёлой осенней воде.

И вдруг я пойму, что не вечен,
Но вечны земля и вода,
Что жизнь будет жить бесконечно,
А я вот умру навсегда.

Но - странное дело - не больно,
Не страшно от мысли такой,
Смотрю, как без страха, спокойно
Кружится листок над рекой.

И в омут летит тёмно-синий,
Уходит на самое дно -
И лёгкий, и узкий, и длинный,
Как женщины светлой ладонь…

В душе, словно в сотах, светло и прозрачно.

 

---

---

 

---

 

---