Начнём  с  хорошей  новости.

    Белые  пятна  бывают  не  только  на  географических  картах.   Не  менее  интересно   находить  и  закрывать   белые  пятна  в  культуре  и  истории.   Несколькими  неделями  ранее  Людмила  Григорьевна  Полетаева  явила  забайкальцам  через  посредство  полиграфических  сил   Забайкальского  государственного  университета  книжку  «Поэтическое  Забайкалье  Х1Х  века».  Объём  небольшой,  всего  сто  тридцать  страниц,  -  мал  золотник,  да  дорог  -  но  этой  книжкой  закрыто  белое  пятно,   целый  век  поэтического  беспамятства  нашего  края.

       Признаюсь,  я  всегда  ощущал  какое-то  духовное  сиротство  касательно  своих  поэтических  корней   (не  о  русской  литературе,  а  о  литературе  малой  родины).  Понятно,  что  не  на  пустом  месте  мы родились,  что  кроме  гоголевской  шинели  должна  быть   на  нас   ещё  какая-то  обувка   и  одёжка.

      В  книжке  представлены:  поэты-кадеты  -  Фёдор  Бальдауф,  Алексей  Таскин,  Дмитрий  Мыслин;  поэты-декабристы  -  Александр  Одоевский,  Вильгельм  Кюхельбекер,  Фёдор  Вадковский,  Василий  Давыдов  и  др.;  поэты-демократы  и  народовольцы  -  Михаил  Михайлов,  Сергей  Синегуб,  Пётр  Якубович  и  др.;  поэты  -  «служилые  люди»  Дмитрий  Давыдов,  Порфирий  Масюков  и  др.;  поэт-самучка  Филипп  Мокеев.

      Почему-то  был  уверен,  что  среди  польских  повстанцев,  сосланных  в  Забайкалье  во  второй  половине   19  века непременно  должны  быть  поэты. Наверное,  срабатывал  ассоциативный  ряд  -  наследники  Мицкевича,  польское  дворянство,  Европа.  Без  поэзии  этот  ряд  лишался  смысла. Однако  в  разговоре с  Людмилой  Григорьевной  выяснилось, что  ей не  удалось  найти  следы  польских  поэтов  на  забайкальской  земле.  В  конце  восьмидесятых  был  на  тюремном  дворе  Алгачинской  каторги,  где  томились  узники.   Сейчас  двор  используется  как  загон  для  скота.  Напрасно  и  наивно  пытался  я  найти  на  стенах  среди  надписей  «Здесь  был  Вася»  и  других  русских  слов  что-нибудь  из  той  эпохи…

     Очень  нужная  книга,  Людмила  Григорьевна!

        Замечания,   конечно,  есть.  Однако  они  эти  столь  незначительны,  что  о  них  не  стоит  говорить  на  страницах  журнала.   Тем  более,  что  о  замечаниях  говорено  с  автором  частным  образом.

     Сразу  скажу,  пока  не  перешёл  к  другой  теме,  ещё   про  одно  белое  пятно  нашей  поэзии,  да  и  литературы  в  целом.  Литературы  Забайкалья.

    В  гражданскую  войну  и после  неё  белая  эмиграция  уходила  из  России  двумя  потоками  -  через  Крым,  по  Чёрному  морю  и  далее  по  всему  свету.  И  через  Забайкалье,  Манчжурию  и  далее  по  всему  свету.  Но  если  через  Крым  было бегство,  где   «всё  смешалось,  кони,  люди», то  через  Забайкалье  происходило  вытеснение,   плавное   выдавливание   эмиграции. Существование  Дальне-Восточной  республики  со  столицей  в   Чите  надолго  остановило   всеобщее  бегство.   Работали  многочисленные  театральные  труппы,  печатались  газеты  и  журналы,   литературные  студии,  сообщества,  салоны,  проходили  поэтические  вечера.  Сейчас  нам  даже  представить  трудно,  насколько  концентрированным  был  тот  рассол  культурной  жизни   первой  четверти  двадцатого  века!   Согласен,  здесь  не  было  поэтов  и  писателей  первой  десятки,  каждый  шаг  которых  рассмотрен  под  лупой.  Но  от  этого  белое  пятно  не  становится  менее  интересным.  Представляю,  что   материала  хватит  на  несколько  диссертаций.  Начинал  заниматься,  подходил  к   этой  теме  Михаил  Евсеевич  Вишняков.  И  даже  немного  опубликовал  о   самобытном  поэте,  офицере  царской  армии  Арсении  Несмелове.

 

     В   семидесятом    номере   «Забайкальского  Рабочего»  напечатана  поэма  Юрия  Курца  о  сибирском  походе  Ермака.  Ощее  название   «Завование  Сибири.  С  крестом  и  мечом»  подразумевает  несколько  работ  по  этой  теме.   После  этой  поэмы  и  поэтического  переложения  Библии  невольно  начинаешь  сравнивать  их  со  стихами  Юрия  Франциевича.    Вывод  этого   сравнения  однозначен  и  парадоксален:  большие  формы,  которые  требуют  общего  замысла,  знания  материала,  композиции,  общей  поэтической  ткани,   которые  сложнее  по  исполнению,   удаются  Юрию  Курцу  лучше.  Значительно  лучше.

     До  этого   в  хорошем  исполнении  мы  могли  читать  лишь  поэмы  Михаила  Вишнякова  и  Бориса  Макарова. 

     Не  успел  выйти  номер  журнала  с  первыми  главами  «Это  время  легковато  для  пера…»,  как  почта  оживилась  (и  до  сего  дня). Авторы  упомянутых  сборников,  стихотворных  подборок  просят  по  телефону,  электронной  почте  и  частным  образом  (но  больше  тех,  о  ком  пока  ещё  не  было  сказано ни  слова)  не  упоминать  о   них,  ничего  не  писать,  забыть,  словно  никакой  книжки  не  было.   Могу  ответить  всем  сразу.  И  на  будущее.  К  счастью,  мне  не  дано  изменить  русскую  пословицу  про  слово  и  воробья.  Сборники,  поспешно   и  самонадеянно  выпущенные   авторами,  которые  имеют  очень  туманное  и  отдалённое  представление   о  поэзии,  отправлены  в  большой  мир.  Теперь  они  живут  своей  жизнью.  Теперь  они  принадлежат всем.   И  мне  в  том  числе.   Сослагательного  наклонения  выпущенная  книжка  не  имеет.   Чаще  всего  эти  книжки,  кое-как  слепленные,  беспомощные,  бездарные,  графоманские   -  появились  не  потому,  что  автор  захотел  поделиться    каким-то  своим  открытием, новым  взглядом,  душевным  откровением  с  читателем.   Почти  всегда  за  красочной  обложкой   пыжится  тщеславие,  желание  известности  -  вот  посмотрите,  какой я!  Как  Пушкин! Да  что  там  Пушкин!  У  меня  и  стихов  больше,  и  стихи  мои  длиннее!

       Скажу  больше.    В  свою  очередь  сказано  будет  обо всех  авторах  вышедших  поэтических  сборниках.  Это   и  повод  задуматься  нашим  издателям.  Стоит  ли  печатать  словесный  мусор,  даже  если  он  хорошо  оплачивается  автором.  Неужели  не  стыдно выпускать  пошлость  под  красивой  обложкой?

    Скажу   ещё  больше.  Речь  не  только  о  книжках.  Сегодня  достаточно  средств  массовой информации,  которые  охотно  предлагают  место  для  литературных  страничек.  И  на  этих  страничках  не  всегда   печатается  качественная  продукция.  Но  одно  дело,  если  вчерашняя  школьница  принесла  своё  первое  наивное  стихотворение  и  редактор  помещает  его  под  шапкой  «Проба  пера».  И  другое,  когда  самоуверенная  бездарность    годами    берёт  измором  редакцию.  Здесь,  как  говорится,  будет  себе  дешевле  напечатать  зарифмованные  штампы  и  быстро  сплавить  «талант»  соседней  редакции.  Не  думаю,  что  моей  жизни  хватит  на  эту   титаническую   и  необъёмную  работу.  Хотя  очень   надеюсь  однажды  почувствовать  рядом  надёжное  плечо.  Плечо  настоящего  профессионального  критика,  потому  что,  по  большому  счёту,  то,  чем  я  занимаюсь  -  самодеятельность.

      А  сейчас  я  скажу  некоторые  вещи,  которые   навлекут  на  меня   оскорбления,  обвинения  в

       снобизме,  высокомерии  и  в  других  смертных  грехах.   Я  это  допускаю  и  принимаю.  И  понимаю,  что  пройдёт  недолгое  время,  наступит  отрезвление  и  остывание  эмоций.  И  придётся  оскорбительные  слова  забрать  назад.  И  придётся   принять  эту  не  очень  приятную  правду.  Правда   -  это  почти  всегда  неприятно.

      Для  кого  пишутся  стихи?  Для  народа?  Не надо обманываться.  Во  все  времена,  в  любом  государстве  народ  был  безразличен  к  стихам.  Как  правило,  человек  помнит  со  школы  несколько   стихотворных  строк,  всю же  остальную  жизнь  стихи  наводят  на  него  скуку.  Народ  прекрасно  обходится  без  стихов.  Как  он    прекрасно  обходится  без  балета,  без  симфонической  музыки,  без  художественных  выставок.   Всего  лишь  один  процент  населения  в  любом  обществе,  будь  то  Россия,    США  или  Гондурас,    первый  век  до  нашей  эры  или  сегодняшний  день,  пишет  стихи,  встаёт  на  пуанты,  берёт  скрипку  и  смычок  и   знает,  что  такое  палитра.  И  этот  же  один  процент  читает  стихи,  смотрит  балет и  ходит  в  филармонию  и  на  выставки  художников.   Всего  один  процент!  Но  этот  один  процент  сохраняется  всегда,  во  времена   самых  трудных  испытаний,  невзгод,  во  время  истребительных  войн   и  эпидемий.  Сохраняется  как  неприкасаемый  запас,  как  постоянная  величина.     Без  этого  малого  золотого  процента  человечество  давно  бы  скатилось с  пучину  людоедства.  Достаточно  всего  одного  процента,  растворённого  в   человечестве,  чтобы  это  человечество  не  одичало  вконец. Конечно,  хорошо  бы  жить  среди  поэтов.  И  чтобы  поэты  правили  государством!  Но  сегодня  оставим  в  покое  Брэдбери  и  Стругацких.

      Народ  прекрасно  обходится  без  Пушкина,  Тютчева,  Пастернака,  Заболоцкого  и  Бродского.  Он  и  фамилий  таких  не  слышал (кроме  Пушкина).  Поэзию  ему  заменяет  вал   самодеятельных  текстов,  часто  -  к  поздравительным  случаям. И  в  оперу  и  филармонию   народ  не  торопится,  потому  что  есть  замена  -  частушки,  «Фабрика  звезд»,  Стас  Михайлов  и  пр.

      Чтобы  стать  профессиональным  музыкантом,  надо  иметь  совершенный  слух.  Потом  надо  много  лет  учиться.  Учиться  десять,  двадцать  лет.  Чтобы  стать  солистом  балета,  надо  иметь  способности  к  ритму,   танцу.   И  с  самого  детства   -  ежедневные  изнурительные  занятия.

     Чтобы  писать  стихи,  надо  иметь  талант.  Это  самое  первое  и  самое  необходимое  условие.  Поэт,  как  и  музыкант,    должен  иметь  музыкальный  слух,  потому  что  работает  со  звуком. Поэт,  как  и  танцор,   обязан  чувствовать  ритм,  потому  что  он  работает  с  поэтическими  размерами. ( Менять   по  неграмотности  размер  в  одной  строфе,  это  всё  равно  как  если  бы  кавалер  во  время  вальса  бросил  барышню  и  пустился  вприсядку).   Поэт,  как  и  художник,    обязан  чувствовать  цвет,  потому  что  работает  с  духовными  и  материальными  стихиями,  окраска  которых  меняется  ежесекундно.  Стихотворчеству  надо   учиться  всю  жизнь.  Написать  хорошее  стихотворение  так  же  трудно,  как  станцевать  «Лебединое  озеро»  или  быть  ведущей  скрипкой  в  оркестре.  Только   ещё  труднее. Но  почему-то  никто  не  надевает  пачку,  не  встаёт  за  пюпитр,   не  идёт  к  мольберту  -  все  несут  свои  стихи  в  редакции.  Лёгкость  рифмовки  очень  обманчива!

     Теперь  о  читателях.  Людей,  по-настоящему  понимающих  стихи  и  разбирающихся  в  поэзии,  мало.  Очень  мало.  Все  они  входят  в  тот  же  один  процент. И  вот  эта  тончайшая  прослойка  общества  -  поэты  и  читатели  -  образуют   и  организуют   литературный  (поэтический)   процесс. И  в  нём  строчки  Ивана  Гладких   из  стихотворения   «Шизофрения»  про  посещение  поликлиники  равнозначны  пушкинским  строкам.  Равнозначны  -  как  части  литературного  процесса.  Более   того,  первого  не  было  бы  без  второго.  А  второго  не  может  быть  без  первого.  Разговоры  о  стихах,  чтение  их,  суждения,  оценки,  критика  -  это  живая  кровь  литературы. Это  движение,  это  потоки  воздуха,  которые  ловит  и  на  которых  парит  над  обыденностью  поэзия.   Тишина,  безмолвие,  безветрие  -  это  смерть  для  литературного  процесса.  И  здесь,  нисколько  не  вступая  с  собою  в  противоречие,  говорю:  хорошо,  что  СМИ  печатают  много  авторов  -  начинающих  и  состоявшихся,  талантливых  и  бездарных,  авангардистов  и  традиционалистов.   Красота  познаётся  рядом   с  безобразным .

Стихотворный сборник, талантливый или бездарный, выпущенный в свет, незаметно, но неотвратимо меняет общий миропорядок. В ту или другую сторону.  Как меняет его напечатанный рассказ, спетая песня, музыка, кино, телепередача, мысли и пр. Эти изменения нельзя измерить на весах, но эти изменения чувствуют все. Постепенно они накапливаются, проходят невозвратную точку  и выстраивают новое мировоззрение с новыми моральными ценностями.

 

---

 

     Думаю,  только  с  такой  точки  и  надо  рассматривать  собственные  строчки  и  чужие  стихи. Именно  так  и  посмотрел   я  на  подборку  Юлии  Болтаевской  в  «Забайкальском  Рабочем»  от  16  марта  2012  года  («Молодёжная  газета»,  «Мансарда»,  подготовлена  Светланой  Гончаренко).  Необычный  и  интересный  автор.  Со  своим  голосом,  почерком.  И  большими  возможностями.  Корявость  размера,  которым  начинается  первая  строчка  почти  каждого  стихотворения,  поначалу  принял  за  поэтическую  безграмотность. Но  нет,  Юлия  вполне  владеет  техникой  стихосложения.  А  что  до  ритмических  нескладушек,  возможно,  особенность  такая.  Своеобразная  поэтическая  походка.  А  стихотворения  очень  интересные.  Например,  «Ракушка».

 

Моя  любовь  -  мой  хрупкий  талисман

В  руке  сжимаю,  что  в  твоей  застыла.

Прошла  на  сердце  боль  от  прежних  ран  -

Не  помнишь  ты,  и  я  о  них  забыла…

Теперь  мы  вместе,  может,  навсегда,

Хоть  всё  на  свете  временная  данность,

А  жизнь,  как  быстротечная  вода.

Пусть  так,  я  всё  равно  с  тобой  останусь.

Моя  любовь  в  руках  твоих  дрожит,

Горит,  как  перламутровое  сердце.

Дарю  её  тебе  -  бери,  держи,

Не  дай  ей  на  осколки  разлететься,

Рассыпаться  на  бусинки  у  ног.

Такое   нам  двоим  теперь  не  нужно.

Моя  любовь  -  не  каменный  цветок,

Моя  любовь  -  спиральная  ракушка.

Её  однажды  в  предзакатный  час

Морской  волной  прибило  к  побережью.

Теперь  она   блестит  в  руках  у  нас,

И  мы  над  нею  рифмы   шепчем  нежно.

Возьми  её  -  пусть  будет  у  тебя

Как  символ  нашей  клятвы  подвенечной .

Мы  жизнь земную  проведём,  любя,

И  не  разлюбим  даже  в  жизни  вечной.

     Конечно,  есть  замечания,  но ведь  и  на  Солнце  есть  пятна!

     А  вот  стихотворение  «Крылья»  похоже  на  урок  строгой  учительницы,  когда  она  размеренным  голосом  начитывает  первоклашкам:

                 ХХХ

 Спасён,  кто  никогда  не  притворялся

И  судьбами  чужими  не  играл.

Спасён,   кто  чистым  и  простым  остался,

Кто  масок  на  себя  не  примерял.

Спасён,  кто  не  кривил  своей  душою,

Кто  нёс  свой  крест  и  даром  дорожил.    (даром  дорожил   -  двусмысленность   В.В.)

Спасён,  кто  был  всегда  самим  собою
Кто  искренне  с  надеждой,  с  верой  жил.

Спасён!  И  вдруг  напавшее  бессилье,

Как  чёрный  плащ  с  плеча  скользит  к  ногам.

Ему  не  место  там  -  мешают  крылья,

И  этих  крыльев  не  сломать  врагам.

Чем  тяжелее  судеб  испытанья,

Чем  чаще  хаос,  боль,  желаний  крах,

Тем  крепче  этих   крыльев  трепетанье,

Тем  шире  и  свободней  их  размах.

      Конечно,  поэзией  назвать  это  трудно.  Скорее,  зарифмованные  дидактические  выкладки.

Надо  признать,  это  не  самая  сильная  сторона  творчества  Юлии  Болтаевской. 

 

---

 

           Издательство  «Поиск»  в  2006   году  выпустило  сборник  стихов  Надежды  Гуменюк   «Девочка,  девушка,  женщина…»  Удача  издательства  и  удача  автора.  Не  все  стихи  в  книжке  равноценны.  Однако  одно  стоит  наособинку.  Словно  кто-то   свыше  водил  рукой  автора . Перечитал  стихотворение  трижды.  Послевкусие  лишь  подчеркнуло  аромат. Не  могу  удержаться,  чтобы  не  процитировать  это  маленькое  чудо.

                                      ДЕВОЧКА.  ДЕВУШКА.  ЖЕНЩИНА

 

Девочка.  Девушка.  Женщина.

Жизнь  коротка,  как  миг,

В  детстве  казалась  вечною,

Словно  живой  родник.

Фантики,  куколки,  классики,

«Чёртово  колесо».

А  под  подушкой  классики

Твой  бередили  сон.

Ленточки,  локоны,  кружево

Были  тебе  к  лицу.

Помнишь  ли,  как  подруженьки

Вас  повели  к  венцу?

Зеркальце,  туфельки,   шляпочки,

Давка  в  очередях,

Дома  -  халат  и  тапочки

И  голова  в  бигудях. 

Стирка,  пелёнки,  лекции  -

Всюду  успеешь  ты.

Радости,  горести  детские,

В  праздник  -  от  мужа  цветы.

Встречи  и  расставания,

Ссоры  и  снова  -  мир,

В  косах  -  сединки  ранние,

Эхо  пустых  квартир.

Дача,  работа,  пенсия,

Внуков  шумливый  рой,

Снова,  как  в  юности,  вместе  вы –

Ты  и  любимый  твой.

Девочка,  Девушка.  Женщина.

Молодость.  Старость.  Жизнь.

Что  тебе  ею  обещано,

Значит,  тому  и  быть.

 

      Восхищение  до  слёз  вызывает  у  меня  чужая   красивая,  ладно  и  с  толком  сделанная  работа,  будь  то  умело  срубленная  изба,  красивая  мелодия  или  хорошее  стихотворение. (  О  замечаниях  к  этому  стихотворению,  которые,  конечно  же,  есть,  взять  хотя  бы  никуда  негодные  последние  рифмы,  говорить  не  хочу.)