Глава 16
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Учёба начинающих литераторов - тема особая, вот об этом и поговорим.
Поэтическая учёба, если это выражение вообще уместно, аки Змей Горыныч, имеет три головы. Первая - чтение, накопление стихотворного материала; это как хозяин перед строительством дома запасается различными материалами. Вторая - живое общение, чтение друг другу стихов, споры до утра, поиск единомышленников. И самая суровая это семинары различного уровня - от Литературного института им. Горького до кустовых и областных. Но есть одна черта, которая придаёт всем им одно выражение - излишне агрессивный напор. Много раз был в незавидной шкуре разбираемого , так и охота добавить - на составные части, что недалеко от истины: состояние мне хорошо знакомо, когда ты понимаешь, что жизнь закончена, жить дальше не стоит, и весь вопрос во времени - умереть сейчас или успеть выкурить сигарету. И это при том, что в Литературном институте руководителем семинара у нас был добрый и мягкий Николай Константинович СтаршИнов, который всячески пытался остудить пыл выступавших: били всегда свои же товарищи. Назавтра ты оказывался в роли экзекутора и безжалостно говорил суровые слова своему другу, с которым ещё вчера делил последний стакан портвейна. То же было на семинарах Никонова, когда Ярославцев, Стефанович, Вьюнов, Дуров, Кузнецов, Рогалёва, Куц, Мильчина расчленяли друг друга на литературные части при помощи средневековых орудий пыток, но через полчаса уже сидели в кафе, смеялись и читали стихи.
Впечатление было, словно стоит собраться нескольким пишущим вместе, как в воздухе появляется заразный вирус агрессии.
Такое случалось на семинарах различного уровня. Были, правда, несколько раз встречи, на которых чуть ли ни обнимались и клялись в дружбе, и один уверял другого в его гениальности, и всё проходило мирно, даже голос не повышали, шпаги не обнажали - но в итоге все оставались в дураках и расходились недовольные друг другом - и руководители, и семинаристы.
А причину такой своеобразной атмосферы понял я только теперь. И дело вот в чём.
Любой институт обучения строится на собственном примере или демонстрации собственных знаний. Кроме писательского дела.
На месте сквера перед кинотеатром «Удокан» раньше стояло одноэтажное деревянное здание - Дом пионеров, в котором работали различные кружки. Был среди них и кружок изобразительного искусства, куда меня и записали родители. Преподаватель часами заставлял нас рисовать грифельным карандашом различные геометрические тела - шары, пирамиды, кубы, правильно делать растушёвку, наносить блики и тени. Потом - мольберт, акварель, перспектива… Но всегда меня учили делать КАК НАДО. Художника из меня не получилось, но если я нарисую собаку, то её иногда можно отличить от коровы.
Потом я записался в секцию бокса во Дворец спорта, что по Горького напротив танка. Тренер Валерий Афанасьевич Букатич учил, КАК НАДО правильно двигаться по рингу, КАК НАДО защищаться, КАК НАДО наносить удары. Хорошего боксёра из меня также не получилось, стало портиться зрение, но до сих пор храню награды, грамоты, добытые на ринге.
КАК НАДО двигаться по сцене учат артистов.
КАК НАДО петь учат солистов.
КАК НАДО дуть учат тромбонистов.
КАК НАДО пинать учат футболистов.
КАК НАДО фигурить учат фигуристов.
И только писателей и поэтов учат КАК НЕ НАДО писать. Ради интереса найдите ещё такую профессию, которая стоит на отрицании, вернее, на неиспользовании чужого опыта. Профессию, в которой люди тщательно изучают опыт коллег лишь затем, чтобы им не воспользоваться. Если ты написал так, как уже было до тебя, значить это может одно - ты написал плохо. Писать КАК НАДО не скажет ни один гений. Каждый сам ищет себя, иногда находит. Надо писать, как ещё не было. А вот как это сделать - никто не знает. И из меня тоже советчик никудышный. Я могу лишь сказать, КАК НЕ НАДО. Но ведь отрицание всегда агрессивно. При этом оно всегда порождает встречную агрессию, и в этой ситуации не надо искать виноватых. Не надо, потому что их нет. Потому что такова природа литературного обучения. Парадокс, но только в таком случае учёба плодотворна.
Можно устроить литературное собрание, в котором заранее исключить всякую критику. Комплиментарная встреча литераторов, нет повышенных тонов, нет критики, собравшиеся хвалят, поглаживают друг друга, говорят о литературе - разве же это плохо? Даже наоборот, люди поднимаются в собственном мнении и мнении товарищей. Выходишь после такого собрания и понимаешь - жизнь удалась! Но профессионального роста от таких встреч не будет. Хотя такие салоны нужны, даже необходимы, они заполняют свою нишу в литературной жизни. Более того, исходя из человеческой природы избегать конфликтов, устраивать добрые отношения, слышать в свой адрес приятные слова, именно такие собрания должны пользоваться большей популярностью.
В начале двадцатого века в маленькой Чите было с десяток литературных салонов и гостиных. И никто не мешал друг другу, всем хватало места.
Человек сам должен выбирать общество себе по душе, по своим литературным возможностям, по личным симпатиям, по принадлежности к жанру или направлению.
Можно сесть в «Трамвая поэзии» Нины Нагибиной.
Можно сходить в Пушкинскую под холодный душ с градом.
Можно направиться в литературную гостиную Светланы Гончаренко, где доброжелательная атмосфера, приятная музыка, легкий литературный массаж, тёплый успокоительный бассейн, осторожные оценочные категории. А вообще-то они молодцы, большую работу делают, устраивают обсуждения, встречаются с читателями, не пропускают разные знаменательные литературные даты, выпускают сборники, в Интернете создали свой литературный мир.
Галия Ахметова собиралась организовать литературный семинар, но, видно, пока случилась какая-то заминка.
Назрела необходимость в создании своего литературного объединения для прозаиков.
Во всех городах есть объединения, группы, салоны, гостиные, где собираются молодые люди, которых не устраивают традиционные поэтические формы. О собраниях авангардистов в Чите слышать не доводилось. Хотя, бесспорно, такие люди должны быть.
Чем больше таких мест в городе будет, тем лучше - на любой вкус.
Мне тоже иногда хочется в тёплый бассейн. И чтобы джакузи с музыкой. Но я не могу себе этого позволить в Пушкинской.
А ещё иногда мне хочется соврать. Например, мы вчера с человеком вместе грибы собирали. Или у костра из одного котелка ели, спирт пили, а завтра мне надо сказать на семинаре своё слово о стихотворной подборке, которую он отдал на суд товарищей. А стихи его не то чтобы уж очень. Серенькие. Так себе. Но человек этот в душе таит надежду, что краткое вчерашнее у костра даёт ему какое-то право на завышенную оценку, на разговор помягче, на особое отношение. По такому принципу в России испокон веку выстраивались отношения - по блату, по знакомству, по чьей-то просьбе. Да и сегодня ничего не изменилось. Но в литературе иначе. А может, это у меня иначе, в таком случае можно считать меня белой вороной. Как любому нормальному человеку в этой ситуации мне охота соврать и сказать, что стихи у него неплохие, вот только надо здесь поставить запятую, вот тут размер поправить, а так всё нормально. И желательно при этом в глаза не смотреть.
Я не могу это сделать, не могу по трём причинам.
Во-первых, я обманываю этого человека. Я даю ему конфету в сладкой облатке, а внутри - медленный яд. А собственное состояние после такое, как если бы шел по лесной тропинке и угодил лицом в паутину.
Во-вторых, я обманываю всех присутствующих, которые тоже разбираются в поэзии и хорошо понимают, что происходит. В этом случае в паутине ты уже весь - с ног до головы.
В-третьих, на семинары приходят наивные новички, которые мои слова примут за чистую монету и которые всерьёз поверят что поэтическую планку легко взять. Эти бедолаги потом всю жизнь будут в кровь биться о стену, недоумевая: вроде бы совсем невысокая была!
Именно по этим причинам, когда я писал эссе «Я, видимо, слишком русский…» о творчестве поэта Михаила Вишнякова, поставил абзац, который дался мне непросто. Придётся процитировать себя: «…Стихи, написанные Вишняковым в это время (90-ые годы. ВВ), самые неудачные за всю его поэтическую жизнь, потому что то, что написано ниже, к поэзии отношения не имеет….Мысли правильные, хорошие, справедливые, вот только они впору версификатору или журналисту. Для поэта уровня Михаила Вишнякова - мелковато. А выполнено - так вообще плохо. Всё-таки поэт должен быть умнее своего времени. Таких неудачных стихов у Михаила набралось двадцать-тридцать, о них можно было промолчать, да не могу. Совесть не позволяет…» («Слово Забайкалья» №14, стр.104).
Хотя были случаи, когда эту планку приходилось занижать, грешен. Однако оправдывает меня очень уважительное обстоятельство: я не был первым. Первым был Тот, кто создавая этот мир, на секунду отвлёкся от чертежей, может, за лекалом потянулся, карандашом, закурил или ещё что-то Его отвлекло, вот и сбилась планка, опустилась ниже - только отступлением от чертежей я могу объяснить несовершенство прекрасно задуманного мира.
Поэт в человеке рождается мучительно и больно. И долго. И всё это происходит на глазах окружающих, которых молодой талант порой изводит своими закидонами. Я не верю в литературное чудо, когда человек вдруг просыпается гением. Или: не было, не было, пришёл - и все ахнули! Хотя, как всякий пишущий, а значит, технически необразованный человек, верю во всякую ерунду, верю в инопланетный разум, верю в летающие тарелки, верю в вечный двигатель - до сорока лет собирал их, полный сарай, некоторые больше тонны - ни один не работает. А вот в литературное чудо не верю, и прививку эту на всю жизнь мне поставила одна история.
Случилось это в семидесятые годы, когда Читинская писательская организация располагалась в здании управления культуры по Ленинградской 3. Мы, тогда желторотые начинающие литераторы частенько клубились в приёмной у Людмилы Гавриловны - она же секретарь, бухгалтер и душа Союза. Дальше приёмной нас пускали только по четвергам, когда собирался семинар Василия Григорьевича Никонова. Однажды там появилась темноволосая девушка, наша ровесница. Она принесла свои стихи. Стихи прочитали наши поэты Ростислав Филиппов, Вильям Озолин, Василий Никонов, кто-то ещё. Прочитали и - обомлели! Новый талант! Новое имя! Было впечатление, что выносили её в царском паланкине, а все писатели шли по бокам с опахалами. Слабый голос Бориса Макарова, тогда самого молодого члена Союза писателей СССР, что не надо торопиться, что в этих стихах есть что-то знакомое, что где-то он их читал, услышан не был.
Однако настырный Борис Константинович уехал в свою Акшу, зарылся в литературу, наткнулся на подшивку толстого литературного журнала под экзотическим названием «Старшина-сержант» и обнаружил в нём стихотворение Алексея Кольцова «Косарь». Стихотворение длинновато, девятнадцатый век располагал к неспешности, девушка умело сократила его, толково подправила и принесла на Ленинградскую 3. Отец у девушки был старшина-сверхсрочник и выписывал журнал…
Вышел конфуз. Больше девушка не появлялась в писательской организации. Она всю жизнь проработала в средствах массовой информации, одно время мы даже работали вместе. В СМИ она благополучно работает и до сего дня.
После той истории в литературное чудо я не верю. Правда, было одно необычное явление , нашумевшая история с Никой Турбиной, которая в четырёхлетнем возрасте диктовала бабушке и маме гениальные взрослые стихи, а к двенадцати годам объехала весь мир, читала свои стихи в различных престижных залах. Но к пятнадцати годам она сказала всё, что может сказать поэт, и знала о жизни всё, что может знать человек. После нескольких попыток самоубийства одна закончилась успешно.
О Нике Турбиной написаны книги, сняты фильмы, большое участие в её судьбе принял Евгений Евтушенко.
Что касается меня, думаю, что это уродство - духовное и физическое, когда десятилетняя девочка взирает на мир всезнающими глазами старушки.
------------------------------------------------------------------
Скульптор вначале создаёт макет - уменьшенный или в натуральную величину - своего творения. А затем уже происходит отливка его в опоке в окончательную форму - металл или гипс. Примерно то же самое происходит и со стихотворением. Вначале оно рождается в душе поэта, рождается как предчувствие, на уровне догадки; пока это всего лишь интонация, смутное настроение, ни о каких рифмах ещё и нет речи, да и слов пока нет, разве несколько ключевых, на которых будет натянуто полотно будущего стихотворения. Пока это зародыш стиха. Но оно уже существует в духовном пространстве, потому что один человек на свете его уже чувствует и видит - сам автор.
Сложность начинается при отливке макета в твёрдую форму. Для опытного поэта эта работа не составляет большого труда, потому что он хорошо владеет техническими приёмами; ему-то как раз труднее нащупать будущее стихотворение, почувствовать его.
Поэта неопытного, начинающего при этой заключительной работе ждёт настоящая мука. Никак не подбираются рифмы, строка не лезет в размер, никак не получается несколькими словами сказать то, что так ясно чувствовалось в душе, стихотворение топорщится и никак не желает принимать красивую правильную форму, откуда-то появляются сплошные штампы, какие-то необязательные, неточные слова. А ведь какое было стихотворение, пока автор не решился переложить его на бумагу!
Это ступеньки роста, через которые обязан пройти автор. Для примера возьмём Владимира Кофейникова из Шерловой Горы, который привёз мне стопку совершенно сырых стихотворений. По сути это были подстрочные переводы заготовок, настроений, угаданных автором. И ведь заготовки хорошие! Они показывали мир, который видит автор - в поэтическом преломлении. Через такую призму на мир смотрят многие, особенно в молодости, вот только оформить на бумаге не получается.
Привожу из них два, которые, при самой минимальной правке, получили сегодняшний вид. И при этом, прошу заметить, мною не исправлено ни одного слова: после разговора о поэзии в целом и о стихах автора в частности Владимир Кофейников сам внёс нужные исправления.
ХХХ
Полосатило,
Полосатило
Землю ливнем,
Словно бичом.
И остались шрамы и ссадины
От сбежавших по склонам ручьёв.
Неокрепшие
Всходы первые.
Пригибаясь, просили:
- Пить!
И не знали они, наверное,
Что вода их может сгубить.
----------------------
КРАНОВЩИЦА
К окну я робко подошёл,
Себя простив за любопытство,
Где через тюль вечерних штор
Настольной лампы свет струится.
Ты, как на дальнем берегу,
Там за стеклом в квадрате рамы,
И скрыта мысль в изгибах губ
Под сдвинутыми вниз бровями.
Движеньем загорелых рук.
Чуть огрубевших от металла,
Легко описываешь круг,
Над чертежом склонясь устало.
А днем, от этих рук нагрет,
Ходил по рельсам неуклюже
Подъёмный кран - стальной скелет –
Тяжёлым кирпичом нагружен.
Тебя я видел поутру
Совсем другой, в кабине тесной.
Да и другой чертила круг
Стрела в пространстве поднебесном.
----------------------------
Вполне состоявшиеся стихотворения получились. Можно поздравить автора с дебютом - он, и мы с вами, впервые видим опубликованные стихи за фамилией «Владимир Кофейников». Но ведь совсем необязательно ехать через всё Забайкалье в деревню Тасей, чтобы несколько слов поменять местами, несколько слов заменить другими и правильно расставить знаки препинания. Ничего особенного нет в том, чтобы два часа поговорить с человеком в целом о литературе и о поэзии в частности, а потом ещё час поговорить о самодельных стихах автора, записанных в ученической тетрадке. После этого автор берёт ручку и сам - сам! - начинает править себя. Такую работу - разговор с начинающим - обязан делать каждый профессиональный поэт.
Это профессионально. А если по-человечески, то каждый литератор должен помочь начинающему собрату. Литературные объединения есть в Краснокаменске, Приаргунске, Улётах, Борзе, Шилке, не говорю уж о Чите.
--------------------------------------------------------------------------
А на семинаре в октябре мы говорили о стихах Марины Мыльниковой. Приведу здесь - в сокращении - обзор, сделанный Галиной Рогалёвой.
Поэзия – искусство точности
Вынесенная в заголовок фраза не раз звучала на поэтическом семинаре в краевой библиотеке им. А.С.Пушкина. А на обсуждение были стихи Марины Мыльниковой - человека зрелого, с немалым житейским опытом. Пишет она давно и создано уже немало, на суд представила подборку из 15 стихотворений.
Именно неточность (недодуманность) в стихосложении при кажущейся с первого взгляда законченности произведений и стала основой критических замечаний. Подробный анализ подборки сделала Юлия Рейсс. Имеющая за плечами опыт более серьезных и строгих семинаров, поэтесса отметила и сильные, и слабые стороны творчества М.Мыльниковой. Вот, скажем, обратили бы вы внимание на несуразность таких строк:
Прорисованный контур поселка
На челе у соседней горы…
Разумеется, можно догадаться о чём здесь речь. И тем не менее, «контур посёлка» на челе у горы, конечно, нонсенс - нелепица!
Вот так по строкам, рифмам и словосочетаниям прошлась Ю.Рейсс, не упуская из вида и удачных строф:
Не умирай, пусть времени река
Уносит под ракитовые арки
Конверт последний, и душа легка.
И нет на нём почтовой марки…
Не могли остаться незамеченными и такие строки:
…Оттого, что я жила не гладко,
Мне до боли Родина нужна.
Но, увы, не всегда поэту удается задуманное. Кто сам пишет, это хорошо знает. Вроде
создал шедевр, а кто-то прочёл – и никакого восторга! Напротив, начинает
спрашивать: а это что, а почему, а вот здесь не то…
Отчего так происходит? Всегда ли от недостатка таланта? Да, бывает и от этого. Но в случае с Мариной Мыльниковой не совсем так, вернее, совсем не так. Она, безусловно, одаренный человек. У неё, как отметили рецензенты, много очень сильных начальных строк – метафоричных, неожиданных, много интересных инверсий. Есть и просто шедевральные образы: «голубой березняк», например, особо отмеченный Вячеславом Вьюновым. К тому же Марина - художник, что ощущается и в её стихах. Картины природы, очень тонкие нюансы ей безусловно удаются.
Говорят, первая строка от Бога. А вот последняя должна быть от трудолюбия, от умения видеть написанное и способности довести его до идеала! Когда же поэт подходит к творчеству легко,поддаваясь порыву души записывает пришедшие на ум строки, не потрудившись над поиском точного слова, не откладывая в стол написанное, чтобы после взглянуть на него сторонним взглядом и доработать, тогда и получаются диссонансы в восприятии стихов автором и читателем. Невнимательность к слову, небрежное отношение к творчеству нередко приводят к плачевным результатам. Этим, к сожалению, грешит и М.Мыльникова.
И тем не менее, строгие рецензенты, сочли возможным рекомендовать несколько
стихотворений Марины к публикации в «Слове Забайкалья», предложив их немного доработать. Марина человек поперёшный, непросто было ей выслушивать критические замечания в свой адрес, как ёж, колючилась она во все стороны, однако в конце всё же признала справедливость сказанного.
Начинающий автор должен внушить себе одну важную мысль - никто не станет искать его, чтобы примерить на его мускулистую ногу хрустальный башмачок - не Золушка; никто не станет открывать его миру, издавать, прославлять. Если эта мысль не займёт своё место в голове молодого литератора, там поселится другая, губительная мысль о несправедливости мира, о том, что его гениальные стихи люди не могут оценить. В этом случае его будущее - будущее неудачника. И жизнь может быть потрачена впустую.
Только работа, работа и работа. Днём и ночью - во сне. Научиться мыслить стихами, стихи слагать в любую свободную минуту. И если у тебя действительно хорошие стихи, их заметят и оценят. Исключений не было. А если не замечают, значит, дело в тебе самом, значит, надо научиться читать подсказку судьбы: ещё не поздно заняться чем-нибудь другим.
Поделюсь ещё одним наблюдением и сомнением одновременно. С советских времён в наши головы вбит штамп о прогрессе как о движении вперёд. Оставим это спорное утверждение, сегодня не об этом. Сегодня о втором штампе, согласно которому впереди радостной народной массы должны идти журналисты, писатели, поэты. Журналисты - да, это очевидно. А вот от писателя, идущего впереди толпы, толку мало. Писатель вообще должен далеко отстать, подумать, осмотреться, заглянуть во все закоулки после торжественного шествия - всё самое интересное в закоулках. Что касается поэта, думаю, что ему вообще никуда ходить не надо, разве что по комнате. Объясняю.
Развитие цивилизации подразумевает развитие всех составляющих цивилизации - промышленности, общественной мысли, формаций, права, науки, медицины и т.д. и т.п. Но есть некоторые вещи и понятия, которые явлены нам как данность, словно мушка в янтаре, которые НЕ СПОСОБНЫ РАЗВИВАТЬСЯ ВМЕСТЕ С ЦИВИЛИЗАЦИЕЙ. Их не много, но они есть. Ребёнок должен девять месяцев провести в утробе матери, и никакие нанотехнологии не в силах убыстрить или замедлить это дело. Круглое колесо прикатилось к нам из временной бездны, оно нас переедет, и укатится дальше в другую временную бездну. Неизменными остались и эти несколько слов, которые в бреду на всех языках мира шепчут друг другу влюблённые. Поэзия - явление этого же порядка. Несколько строк с правильно подогнанными словами, продуманными паузами, ритмически организованные - о каком-то событии, явлении, состоянии - вызывали у современников Гомера такие же чувства, как и у современников Пушкина или Николая Рубцова.
Другое дело, когда поэты в силу любопытства, избытка энергии, веры в свою исключительность берут в руки кнут и начинают подгонять Пегаса, догонять ушедший далеко вперёд локомотив цивилизации. Особенно постарались наши поэты в первой трети двадцатого века, когда основная поэтическая энергия ушла на поиск формы. Но вся эта диковинная поэзия осталась не более как экспериментальная - для души томик таких стихов под настольной лампой не откроешь, слезу над строкой не прольёшь. Делали ведь и колёса квадратными, и треугольными делали, где-то даже музей есть.
Сегодня Интернет забит нерифмованными стихотворными текстами. Но только в какой бы тупичок ни завернули современные новаторы, там уже есть надпись: «Здесь был Вася». И дата стоит. Хотя экспериментировать, конечно, надо. Обольщаться не надо.
------------------------------------------------------------------------------------
Несколько запоздалых слов о прошедшем литературном празднике «Забайкальская осень – 2012». На открытии в зале Пушкинской библиотеки произошло событие, которое не заметили читатели, с лёгким недоумением - заметили писатели. А событие важное, поворотное.
Как обычно проходит праздник? Официальная часть, речи, поздравления, потом - книжный базар. Столики с табличками фамилий членов Союза писателей России, за столиками сидят сами члены Союза. Читатели покупают, писатели ставят автографы, колея накатанная. Но тут я вижу за столиками людей, чья стихотворная работа мне хорошо знакома; людей, которые были героями моих статей в рубрике «Это время легковато для пера…» и проходили по разделу, как бы помягче сказать, по разделу, скажем, как не надо писать стихи. Я отошёл в сторонку и, признаюсь, с изумлённым восторгом наблюдал за этой картиной, когда люди подходили, например, к столику Н.М., смотрели его стихотворные сборники, листали, откладывали, брали другие ( у автора было пять тоненьких книжек), снова откладывали и отходили. Хотя кое-кто покупал. Если это и был недосмотр организаторов праздника, то ошибка вышла очень хорошая, даже замечательная ошибка: у читателя должен быть выбор, и он сам должен решать, какая литература в его вкусе. Одно дело, когда Союз писателей России решает, кто имеет право называться писателем, а кто пусть подождёт, и другое дело, когда выбор делают читатели, которым раз в году такой случай предоставляется. Было бы хорошо, если бы и впредь организаторы во время праздника не делали разделения на профессиональных писателей и не очень профессиональных. (Вот тут-то и должна помочь литературная критика, которой пока, к сожалению, нет).
---------------------------------------------------------
В конце главы хочу вернуться к разговору о четырёхстопном ямбе, о новой форме написания стихов этим размером. Подробно об этом можно прочитать в весеннем номере журнала «Слово Забайкалья» № 19, «Это время легковато для пера…», глава десятая.
Стихотворение «Море» написано свердловским поэтом Борисом Рыжим в 1999 году, через два года после этого его не стало. Есть мнение, что он один из самых ярких поэтов, родившихся в семидесятых. И я согласен с этим.
МОРЕ
В кварталах дальних и печальных, что утром серы
и пусты, где выглядят смешно и жалко сирень и прочие
цветы, есть дом шестнадцатиэтажный, у дома тополь
или клён стоит, ненужный и усталый, в пустое небо
устремлён, стоит под тополем скамейка, и, лбом
уткнувшийся в ладонь, на ней уснул и видит море
писатель Дима Рябоконь.
Он развязал и выпил водки, он на хер из дому ушёл,
он захотел уехать к морю, но до вокзала не дошёл. Он
захотел уехать к морю - оно страдания предел.
Проматерился, проревелся и на скамейке захрапел.
Но море сине-голубое, оно само к нему пришло, и
утреннее и родное, заулыбалося светло. И Дима тоже
улыбался. И, хоть недвижимый лежал, худой, и лысый,
и беззубый, он прямо к морю побежал.
Бежит и видит человека на золотистом берегу. А
это я никак до моря доехать тоже не могу - уснул,
качаясь на качели, вокруг какие-то кусты. В кварталах
дальних и печальных, что утром серы и пусты.
----------------------
Пример жесточайшей поэтической дисциплины. Стихотворение построено в виде четырёх набегающих на берег волн. Крепкие рифмы прочно стягивают строки, каждая строка имеет строго четыре стопы - классический четырёхстопный ямб, любимый размер Пушкина. Но Борис Рыжий подал его иначе. Если пушкинская строка позволяет некоторую вольность, то у Бориса Рыжего абсолютно жёсткая конструкция, негнущаяся, как кристаллическая решётка. И в конце, этакий росчерк мастера, первой строкой он закольцовывает всё стихотворение.
Как-нибудь мы ещё вернёмся к разговору о современном четырёхстопном ямбе, и я приведу много интересных примеров из современных поэтов, кто работает в этом направлении.
Поэт всю жизнь обязан учиться. Особенно после получения членского билета Союза писателей. И способ этот один - много читать и много писать. Поэт обязан расти. Если с начинающего литератора взятки гладки, мол, что-то там пишет, может, будет толк, а нет - так на нет и суда нет, то на члена Союза писателей смотрят внимательно и вдвойне пристально
Создано на конструкторе сайтов Okis при поддержке Flexsmm - накрутка тикток