ТЕТРАДЬ «НЕЗАМЕТНО КОНЧАЕТСЯ ЛЕТО»
ХХХ
Незаметно кончается лето,
Эти дни уже не веселят.
Перекладины тонкого света
В отуманенных рощах висят.
Грустно знать в окончании лета,
Что любил и не так и не то.
В эти тонкие полосы света
Я уйду, запахнувши пальто.
Уходить - это тоже блаженство.
Был - ничей и остался - ничей.
Гениальное несовершенство
Не умеющих гнуться лучей.
Уходить - это тоже причуда,
Как сквозь пальцы уходит вода, -
В этот свет, что идёт ниоткуда
И уходит всегда в никуда.
ХХХ
Ещё совсем не холода,
Но пахнет дымом.
Необходимо иногда
Быть нелюбимым.
Ненужным,
Брошенным,
Больным,
Ничьим, как ветер.
Совсем одним,
Совсем одним
На белом свете.
ОДНОКЛАССНИКАМ
Лохматою пылью в чулане
Затянуты старые вещи.
Неясные их очертанья
Для новых хозяев зловещи.
Я временем также затянут,
Как некая старая тайна.
Лишь близкие люди сквозь ставни
Ещё узнают очертанья.
Но даже они со смущеньем,
Гадая и споря при этом.
Не могут понять назначенье
Отдельным предметам.
Так дети в музее глазеют
С экскурсией по воскресеньям
На вещи времён Колизея
И трогают их с опасеньем.
ХХХ
Вдоль насыпи ржавые травы,
Мазутом пропитан песок.
Прозрачны, как ветер, составы
На запад летят и восток.
Поднимешься только на бруствер -
И тоже как будто летишь.
Зачем же ты с медленной грустью
За ними подолгу следишь?
Когда-то давно на вокзале
Я, полон надежды и сил,
С открытыми настежь глазами
Вот также за ними следил.
Душа моя счастья хотела,
За ними тянулась вослед.
Но в дальних и близких пределах
Его одинаково нет.
Оно из груди вырастает.
А если же пусто в груди -
Гляди и гляди на составы,
До смерти - сквозь слёзы - гляди.
Дочерям Наташе и Даше
Под настольною лампой навзрыд
Плачет мальчик тринадцатилетний.
Перед ним книжный томик раскрыт
На странице на самой последней.
И причины-то нет никакой,
Нет причины ему для рыданья.
Просто плачет он оттого,
Чему нет и не будет названья.
Оттого, что на свете живёт,
Оттого, что сегодня капели,
Оттого, что тринадцатый год
Из окна видит эти аллеи.
Оттого, что проснулась душа.
Оттого, что в апрельскую слякоть
Эта жизнь до того хороша,
Что никак невозможно не плакать.
Оттого, что когда-то умрёт
Навсегда,
Безвозвратно,
Серьёзно…
Пусть он плачет всю ночь напролёт.
Дай же, Бог, эти - каждому! - слёзы.
ХХХ
Лыжня пространство полосует,
Разваливая горизонт,
Как будто небу указует,
Где будет солнечный заход.
Среди сугробов и сумётов,
Где мягких форм невпроворот,
Она одна в пространстве мёртвом
Себя осмысленно ведёт.
Она стрелою даль пронзает,
Она ведёт тугой мотив.
Она совсем не допускает
Сомнений и альтернатив.
И небо в облачности ветхой
Среди бессмысленных снегов
Не человека видит сверху,
Но лишь разумный след его.
И солнце косо, некрасиво
С орбиты падает, скользя..
Пусть он неправ - в нём столько силы,
Что своевольничать нельзя.
ХХХ
Тополь у дома, синиц и собак
Я поздравляю! -
С тем, что осталась зима на бобах,
Тощая, злая.
Как же досталось в недавние дни
Веткам и лапкам!
Вот и осталась одна без родни
В рваных заплатках.
В серой шубейке из старых снегов
И полушалке.
Жалко её, не пойму, отчего.
Всё-таки жалко!
ХХХ
Розовые полосы заката
Обещают следующий день.
Тишиной дремотною объято
Озеро, наполненное всклень.
Просто так заброшу в воду камень,
И пойдут круги.
И в тишине
Слышно, как они перетекают
В золотые кольца на сосне.
Журналисту Сергею Забелину
А сегодня взломалась река.
Хорошо!
Испаряются крыши.
И на север текут берега
Мимо льдин со следами покрышек.
Я стою на крутом берегу,
Разминаю в руке папиросу.
Я остаться - увы! не могу.
Всё на свете устроено просто.
И не глыбы весеннего льда
Тают, плачут, плывут и смеются.
Это мы уплываем всегда,
А они навсегда остаются.
МОЛОДОЙ ОЛЕНЬ
Четырёхлетнему Ивану Михайловичу Нахумову
Смело он репейники бодает,
Делает вдоль берега шаги,
По колено в воду забредает,
Распуская воду на круги.
Ты, олень, плещись себе в угоду,
Озеро копытами копыть.
Жабрами процеженную воду
Всё равно тебе не замутить.
Делай свои детские проказы,
Нынче день-то больно уж хорош! -
Очень глупый, очень большеглазый,
На тебя точь в точности похож!
Звукорежиссёру Читинского радио и
просто солнечному человеку Петру Леонову
Мы вышли из нашей усталой машины,
Шофёр попинал её чёрные шины.
Осеннее солнце упало на пашню,
Шофёр отвернулся и глухо прокашлял.
Мы долго с шофёром стояли, курили,
Ни слова друг другу не говорили -
Смотрели на пашню.
На пашне чернели,
Как длинные крики,
Длинные тени.
И длинная жизнь перед нами лежала.
Осенняя лужа от стужи дрожала.
И было так пусто.
И было так страшно
От наших теней на заброшенной пашне.
Шофёр докурил и убрал папиросы.
Шофёр не любил без ответов вопросы.
ххх
Бульдозером здесь сняли верхний слой
И обнажили древнюю стоянку.
Далёких предков наших ремесло
Явило нам вещественные знаки:
Ножи из яшмы, сколы, топоры,
Обломки глины, бывшие посудой,
И очаги, где древние костры
Тепло несли неведомому люду.
Чужую жизнь открывши напоказ,
Урча, бульдозер спятился к долине.
А я остался. И меня потряс
След маленькой руки на тёмной глине
Обломка чаши или, может быть,
Кувшина, оказавшимся некрепким.
И я не удержался, чтоб вложить
Свою ладонь в ладонь на этом слепке.
Да! Это была женская рука.
И так она отобразилась чётко,
Что сквозь тысячелетия, века
Дошла её ничтожнейшая чёртка.
Вот линия судьбы...
Но холодил
Ладони контур,
Перешедший в глину.
И долго я по стойбищу ходил.
И ждал кого-то.
И глядел в долину.
ХХХ
Сестре Наталье
Жёлтый дым подстриженных акаций,
Розовый лишайник на скале.
Нет! Не перестану удивляться
Совершенству жизни на земле!
Только формы, запахи и звуки,
Только цвет и - никаких идей!
Только руки, только эти руки
Из породы диких лебедей.
Голубые в изморози сливы,
Кремовые розы на столе.
Слишком всё разумно и красиво,
Чтобы быть случайным на земле.
Ясно обозначена тропинка
Белой паутиной по утрам.
Слишком крепко эта паутинка
Стягивает завтра и вчера.
Слишком гениально всё и прочно!
Отчего же, без толку спеша,
И сама не зная, чего хочет,
Места не найдёт себе душа?
ПРОЗРАЧНОЕ
Кусты, укутанные светом,
Светящиеся, словно газ,
Едва колышимые ветром,
Почти невидимы для глаз.
Иду сквозь них, легко ступая,
Но ветки сбоку полоснут,
Тем самым явно выдавая
Материальную их суть.
И я для них, наверно, тоже,
Во всё прозрачное одет,
Не человек и не прохожий,
А колыхающийся свет.
И долго думают, гадая,
Совета ищут у воды,
Кто он, невидимый, ступая,
Оставил грубые следы?
ОХОТА
Другу Александру Долбиеву
Я сразу как-то подобрался
И жизнь почувствовал всерьёз,
Когда вдали заколыхался
Чуть синеватый свет берез.
Там, за ольховыми кустами,
Как бы коряги на дыбах,
С насторожёнными курками
Стояли люди в номерах.
Они сливались этой ранью
С ольхой, берёзой, тишиной.
И только синее сиянье
Их обходило стороной.
ОСЕНЬ
Поэту Николаю Ярославцеву
На деревьях жёлтые шары
Плавают, колышутся, полощут.
Целиком из воздуха столбы
На себе удерживают рощи.
В этих рощах, лёгких, как туман,
Всякий раз меняющих обличье,
Нету ни расчёта, ни ума -
Только бескорыстное величье.
Чистый свет живёт в березняке,
Слабым помавением означен.
Я стою один на сквозняке
И не замечаю, что я плачу.
Создано на конструкторе сайтов Okis при поддержке Flexsmm - накрутка телеграмм