Вячеслав Вьюнов
Чита, «Поиск», 2012
1
УДК 882
ББК 84(2+Рус)7
В 96
Вьюнов В.А.
Вечерний свет: Сб. стихов. – Чита: Поиск,
2012. – 176 с.
ISBN 978-5-93119-279-6
Вниманию любителей поэзии представля-
ются поэтические тетради Вячеслава Вьюнова –
известногозабайкальского
поэта. В его строках
то, что важно каждому, что дает возможность
интеллектуальномучитателю
отойти от сиюми-
нутных будничных забот и заглянуть в себя.
© Вьюнов В.А., 2012
© Книжное издательство
ISBN 978-5-93119-279-6 «Поиск», 2012
В 96
В В
4 5
Вьюнов Вячеслав
Александрович после службы
в армии работал штукатуром-
маляром, лаборантом,корреспондентом,
кочегаром,
шофёром, промысловиком-
охотником, поваром,
взрывником, кузнецом,
лесником, литконсультантом,
горняком… – всего
девятнадцать специальностей.
В составе геологических партий
объездил многие районы
Забайкалья, Колымы, Чукотки.
Учился в Иркутском геолого-
разведочном техникуме, на
факультете журналистики
Иркутского университета,
в Литературном институте
им. М. Горького.
Первые стихи появились
в областной
периодической
печатив
1969 году.
Публиковался в газетах
«Забайкальский рабочий»,
«Комсомолец Забайкалья»,
«Забайкальская магистраль»,
«Литературная Россия»,
в журналах «Сибирь», «Байкал»,
«Наш современник», «День
поэзии», «Сибирские огни»,
«Слово Забайкалья», а также
в ряде изданий в Чите, Иркутске,
Москве. Первая подборка
стихов появилась в поэтическом
сборнике «Начало» (Иркутск,
1979). Первая книга – «Огни
на дальней стороне» (Иркутск,
1984). В поэтический сборник
«Осенней ночью у костра»
(Иркутск, 1989) включены
лирико-философские стихи.
Главы из сатирического романа
«Храм Александра Невского»
опубликованы в газетах
«Комсомолец Забайкалья»
и «Чита литературная».
Член Союза писателей России.
Руководитель семинаров
молодыхпоэтов.
В 2012 году
Вячеслав Вьюнов признан
лауреатом премии
имени М.Е. Вишнякова,
учрежденной Губернатором
Забайкальского края.
1*
6 7
Но и не так мало, чтобы прочесть их сразу,залпом,
на одном дыхании. Поэтому для удоб-
ства восприятия я разделил все стихотворения
на циклы,
которые назвал «тетрадя-
ми». По возможности сократил содержимое
тетрадей,
оставил лишь то, что могу отнестик
авторской удаче. Тетрадей получилось
девять.
Мир понятен до первой любви, как пра-
вило, безответной. До первой потери близ-
кого человека. И тогда ты начинаешь зада-
вать вопросы – себе и пространству. И чем
дольше живёшь, тем больше вопросов и тем
непонятнее и загадочнее становится мир.
В какой-то миг понимаешь, что на все твои
вопросы ответы можно найти лишь в себе
самом. И тогда ты пытаешься ответить сам –
на уровне догадки или интуиции. Об этом
первая тетрадь – «ИНЫЕ СИЛЫ».
Все поступки, совершённые мужчи-
нами – знаменитыми императорами
Хабаровой Наталье Алексеевне,
имевшей неосторожность стать Вьюновой,
посвящаю...
ОТ АВТОРА
Уважаемый читатель! Читатель умный,
вдумчивый, наблюдательный. Сказать, что
для тебя написана эта книга, значит сказатьнеправду.
Просто мне бы хотелось, чтобы
читатель,открывший
первую страницу,
такимоказался.
А написана книга, навер-
ное, для себя. Как итог прожитых лет. Как
промежуточный итог, потому что никому
не дано знать своего последнего дня для
земных дел.
В книгу вошло не так уж много стихот-
ворений, чтобы в чистилище она смоглаоправдатьмоё
пребывание на земле.8
9
и
неизвестнымипастухами,
все подвиги и
подлости на протяжении человеческой циви-
лизации совершены ради женщины. Потому
что всё остальное не имеет смысла…
Даже эта книга написана для одной-
единственной. Об этом вторая тетрадь «ИМЯ
ТВОЁ».
В тетради «НЕЗАМЕТНО КОНЧАЕТСЯ
ЛЕТО» собраны стихотворения о времени,
которого сначала было очень много, а по-
том, не успел оглянуться, его уже нет. Уходит
время, и непонятно, куда оно уходит. Это бы
ещё ладно, но ведь оно не просто уходит –
оно забирает с собой твою единственную
жизнь. И почему всегда лишь в одну сторо-
ну? И почему не бывает исключений?
Тетрадь «ПО ТУ СТОРОНУ» представлена
всего одним стихотворением. Потому что
по ту сторону – не самое лучшее место для
поэтического вдохновения. Хотя, справед-
ливости ради, жизнь есть везде. Даже там.
Тетрадь «ЛИСТОК БУМАГИ БЕЛОЙ» – это
стихи о стихах, о творчестве. Казалось бы,
они интересны людям творческим, пишу-
щим. Но ведь творчество – это часть твоей
жизни, и не худшая её часть. И провести
грань, разделяющую жизнь на две полови-
ны – творческую и не очень, я затрудняюсь.
Тетрадь «РУССКИЙ СВИТОК» содержит
стихотворения о том, какое счастье родить-
ся под русским небом и какое несчастье
жить на русской земле. На земле, жители
которой, мои земляки, до сих пор не могут
прочесть, что же написано в этом свитке.
Первыми и последующими публика-
циями я очень дорожил, собирал газеты,
вырезал,
складывал в папки. Но после мно-
гочисленных переездов всё это богатство
было утрачено; переездов не только с одногоместа
жительства на другое, переездов
из детства в юность и зрелость. Переездов
из одного тысячелетия в другое. Из империи10
11
в империю. Из одного социального слоя
в другой.
Всё написанное осталось где-то там,
за спиной, в прошлом, и нет желания ходитьпо
остывшему пеплу. Из того, что удалось
сохранить, собрал тетрадь «ИЗ РАННИХ
ПУБЛИКАЦИЙ».
Тетрадь «СТИХИ ПОСЛЕДНИХ ЛЕТ» –
самая тоненькая. Потому что нельзя
сесть и написать стих на заданную тему.
Стихотворение записываешь, когда оно
приходитсамо
– откуда-то сверху. Как дождь.
Стихотворения последней тетради
«СТРОКИ ИЗ ПАПИРОСНОЙ ПАЧКИ» можно
было назвать поизысканнее, например,
«Строки на салфетках». Но это было бы не-
точно в отношении моей географической
биографии. Колыма и Чукотка, Чёрное море
и Балтика, пустыня Гоби и Карпаты, степи
Забайкалья и горы Кодара меньше всего
ассоциировались с салфетками. А вот для
пачки папирос место в геологическом рюк-
заке находилось всегда. Конечно, большая
часть стихотворений, записанных на твёр-
дых клочках бумаги, утрачена навсегда.
В этой жизни, исполненной смысла,
Смысла нет.
И она оттого
Выше самого умного смысла.
Шире смысла.
И глубже его.
В
13

ТЕТРАДЬ
«Иные силы»
***
Мне тайна откроется.
Ну, а пока
Я рад этой жизни раскинуть объятья,
Где лёгкие лодки качает река
И женщины носят весенние платья.
Где с нежною болью выходит трава
Оттуда,
Куда из распахнутых комнат,
С немыслимой тайны сорвав покрова,
Так много ушло и друзей, и знакомых.
И мне будет право однажды дано
В назначенный час уклониться от жизни,
Открыть эту тайну,
Найти это дно
И всё – до мельчайшей подробности – вызнать.
В В
14 15
***
В окно влетает пенье птичье,
По стенам блики егозят.
А у тебя такие нынче,
Такие майские глаза!
И мы смеёмся в это утро,
Печенье мятное жуём,
И так прозрачен дом, как будто
В аквариуме мы живём.
И всё ж от окон до порога,
Мы это чувствуем слегка,
Везде присутствует тревога
Необъяснимая никак.
Вот так в аквариуме зыбком,
Под электрическим лучом,
Резвясь, посматривают рыбки
На притаившийся сачок.
А кто-то с замыслом неясным
К стеклу склонился и затих.
И слишком долго и опасно
Зачем-то изучает их.
***
В рощах, окончательно раздетых,
Где угомонился листопад,
Созданы из воздуха и света,
Лёгкие строения стоят.
Никакая это не загадка,
Прохожу сквозь них и там и тут.
Существа разумного порядка
В этих мирозданиях живут.
По своей природе и по сути
Я подобен этим существам.
Так что вы, друзья, не обессудьте,
Если я задерживаюсь там.
В В
16 17
НАВОДНЕНИЕ В реке бугрятся буруны.
Вода тяжёлая от ила.
Река бурлачит валуны,
И страшно мне: какая сила
Деревья валит
И стоймя
Ведёт стволы уже без веток.
Тут хоть марксист,
Хоть просто я –
Поверишь в силы с того света.
Она ревёт, она гудит
Всё сокрушительней и злее.
Пока не поздно – уходи,
Беги отсюда поскорее!
Презрела старые пути
И ну, давай в гранит вгрызаться!
И страшно рядом оставаться,
И нету силы отойти.
***
Река ночная много глубже.
Но есть в ней омут, где всегда
С угрюмым постоянством кружит,
Как заведённая, вода.
Там филин ухает, пугая.
И уж, конечно, неспроста
Всё гаснет бакен, затворяя
Её русалочьи места.
Там слишком медленные волны
Шипят, как будто бы угли.
Я избегал всегда невольно
Те непонятные углы.
И думал, если я не струшу
И в полночь к омуту приду,
Наверно, там оставлю душу
И никогда уж не найду.
2
В В
18 19
***
Маме
Любови Андреевне Вьюновой И , скорее, уже по наитью
Обращаюсь всё чаще к душе.
Никаких я не сделал открытий,
И, пожалуй, не сделать уже.
Но в скитаньях по свету я вызнал,
Что природа от глаза таит:
Всё на свете пронизано жизнью,
Всё на свете живёт и болит.
Только как объяснить вам достойно,
Что он значит теперь для меня,
Жёлтый свет – и неяркий, и ровный –
Навсегда уходящего дня.
Вечерами озёра вздыхают,
Состоящие изо льда.
Это спит и зимой отдыхает
Утомлённая летом вода.
На окошке багульник в стакане
Распускается, чтобы гореть.
Что же делать мне с этою тайной?
Смерти нет.
И нельзя умереть.
*** Давно уж облетели листья.
Ноябрь. Предзимье. Холода.
И пальцы чувствуют, как быстро
Твердеет в проруби вода.
Уже почти что неживая.
Переходя в иной предел,
Она, сама себе внимая,
Уходит от суетных дел.
От колебаний, колыханий,
Лягушек, бабочек, стрекоз,
От вёсел, сбивчивых признаний,
В ночи горящих папирос.
От рыбака с его мормышкой,
Мальков, снующих взад-вперёд.
И только медленною вспышкой
Одно видение живёт –
Неуловимо,
Еле-еле,
Как будто очень вдалеке,
Тень фиолетовой форели
На зыбком солнечном песке...
В В
20 21
Ноябрь вмораживает быстро
Прикосновением руки
Её волнения и мысли,
Её кувшинки, поплавки.
В припай запаянный плашкоут
Плитою мраморной лежит.
И лишь живой её душою
Парок над лункою дрожит.
У КОСТРА Пикник в лесу. Ну что за дело
Без шашлыка на угольках!
И вот уж кто-то неумело
Берёт заботу о дровах.
Добыть огонь – не тяпнуть стопку
Под золотистый шашлычок.
Сперва задумчиво и робко
Огонь покажет язычок,
Затем извивами скупыми,
Как бы входя в свои права,
Волнами жёлто-голубыми
Объемлет медленно дрова.
И все – к костру.
И все примолкли.
И, вытянув вперёд ладонь,
Мужчины пристально и долго
На молодой глядят огонь.
Причины тщательно скрывая,
Мужчины смотрят с давних пор
В упор, подолгу, не мигая
На женщин,
Воду
И костёр.
2*
В В
22 23
Шашлык готов.
Пикник на пике.
Здесь есть, как водится, всегда
И самый умный, и великий,
И пустозвон, и тамада.
Как вдруг какой-то из молчащих,
Ещё не зная, дело в чём,
Тревожно поглядит на чащу
Через плечо.
И в жесте этом столько скрыто
От палицы и неолита
И столько вызова судьбе,
Что станет вдруг не по себе.
*** К ак только забрезжил морозный
восток,
Погасла звезда на востоке,
Так лопнуло озеро наискосок
Со стоном глухим и высоким.
И в трещине чёрной плеснулась вода.
Она волновала.
Она остывала.
Дымилась.
Пугала.
Она иногда
Извилину мозга напоминала.
Завыли собаки в соседнем селе,
Проснулся рабочий участок,
Послышались скрипы морозных дверей,
А стон всё никак не кончался.
А стон поднимался к погасшей звезде.
И долго та нота звучала
Над тёмными крышами, всюду, везде,
Как мысль без конца и начала.
В В
24 25
МОГИЛЬНАЯ ТРАВА
Памяти сестры Татьяны З астенчивое чудо,
Застенчивей нельзя! –
Трава пришла оттуда,
Куда ушли друзья.
Она пришла и рада,
Она всегда права.
Железная ограда,
Могильная трава.
И, долу наклоняясь,
Сама к подошвам льнёт.
Стою и не решаюсь
Ступить я на неё.
***
Здесь какая-то новая местность,
Я такой не видал никогда.
Как же, парень, ты только сумел нас
Завезти чёрте знает куда?!
Вроде ехали в гору да в гору,
А заехали – топь да трава.
Здесь, похоже, в недавнюю пору
Жили умные существа.
Эти чёрные камни – как склепы,
Всюду стрелы, из яшмы ножи.
Наши тени у склепов нелепы,
Да и сами мы здесь не нужны.
Здесь такие живые деревья.
А вокруг – ни души, ни огня...
Слушай, парень, давай поскорее
Увози-ка отсюда меня!
В В
26 27
*** Весёлая нынче вода,
Смеётся и денно и нощно,
Полощет она невода
И вербы охотно полощет.
Весёлость её холодна,
Над нею смеяться не смейте.
Она до холодного дна
Прозрачной пронизана смертью.
И всё-таки ты наклонись
Над зыбким своим отраженьем –
Твоя там волнуется жизнь
В каком-то другом продолженьи.
*** Как и вчера, в тайге опять
Такая жуть, такая вьюга!
Деревья гнутся и скрипят,
И хлещут ветками друг друга.
Тепло у печки!
На стене
Дрожат малиновые блики.
Язык намёков и теней –
И мимолётный, и великий.
Ты сам же вкладываешь в них
Заветный смысл, о чём мечтаешь.
И сам разгадываешь их,
И сам же с трепетом читаешь.
Игра души... Ну что с того!
Когда зима и дело к ночи,
Среди затерянных снегов
Она не хуже многих прочих.
А вдруг и вправду среди тьмы
В огне, которому внимаем,
Таится смысл, который мы
Теперь уже не понимаем.
В В
28 29
ЗА ГРИБАМИ
О стрее чувствуешь с годами
И проще думаешь, притом.
Мы за последними грибами
Чуть свет с товарищем идём.
Мы ждём паром у перевоза.
И проступают дерева.
Полупрозрачная берёза
В тумане светится едва.
И грани нет определённой,
И не узнаешь никогда,
Где берег кончился наклонный,
Где начинается вода.
Одно в другое переходит,
Одно становится другим –
Вода, деревья, трап у сходен
И мы с товарищем моим.
И мы уже не понимаем,
Зачем мы здесь в рассветный час.
Мы растворяемся в тумане,
И он пронизывает нас.
И, чувствуя, как это важно,
Мы рядом держимся – вдвоём,
Мы тоже как бы часть пейзажа,
Как бы кусты или паром.
Так вот что тщательно скрывала
Природа,
И на чём стоит:
Из одного материала
Всё в этой жизни состоит!
В В
30 31
НА ОСЕННЕМ КЛАДБИЩЕ
З десь иная бывает прохлада.
Очень тихо. И так хорошо,
Словно ты в состоянье… распада,
Сам того не заметив, вошел.
На лучи распадается солнце,
Распадается путь на шаги,
Распадаются сосны на кольца,
В водоёмах – вода на круги.
Ничего не почувствуешь сразу,
Ничего не произойдёт.
Он почти незаметен для глаза –
В неизвестную жизнь переход.
***
Смотрим в небо,
В небо сине.
Чьей запущены рукой
Бумеранговые клинья
Журавлей над головой?
В В
32 33
ПОДОБИЯ
З а рыбку выдаёт себя блесна.
Но рыбкой быть блесна никак не может.
На гнев похожа буря.
А весна
На молодость наивную похожа.
Зачем природе надобно хранить
Все наши и характеры, и лица?
Чтобы случайно нас не позабыть?
Чтобы случайно ей не повториться?
Зачем же существует этот мост?
К чему это подобье без огреха,
Где маленький и страшный сохнет мозг
В скорлупке крепкой грецкого ореха?
***
Поэту Юрию Зафесову Почти звенят, почти стеклянны,
По-над землёю, на весу
Полупрозрачные туманы
Слоями плавают в лесу.
И в этих розовых разводах
Проступят вдруг на краткий миг
То зверя тень, то странный город,
То человечий строгий лик.
И вздрогнуть смелого заставит,
И натянуть поглубже плащ
Туманный мир.
Но кто им правит?
Бессмертен он иль преходящ?
И вдруг пронзит такою тайной,
И ты почуешь в этот миг,
Что мир неясных очертаний –
Реальный, настоящий мир.
3
В В
34 35
А мой костёр под властью неба,
И вся земная кутерьма –
Туман, обман, мираж и небыль –
Воображение ума.
Но кто он, этот необъятный,
Мне подал знак на склоне дня?
Быть может, сам не понимая,
Зачем придумал он меня?
***
Виктору Николаевичу Ланцеву
Лишь только вечер светом лунным
Осеребрит унылый снег,
Выходит из лесу бесшумно,
Не знаю, зверь иль человек.
Костёр горит.
И – слава Богу!
И я читаю у огня.
А он недвижно и подолгу
Из чащи смотрит на меня.
Я не смотрю на перелесок,
И мне смотреть туда нельзя –
Там холодят зелёным блеском
Его зовущие глаза.
Я утра жду, как ждут побега.
И, согреваясь на ходу,
По розовеющему снегу
До перелеска я бреду.
В В
36 37
И, признавая пораженье,
Хотя и не было беды,
Со страхом я и уваженьем
Ладонью трогаю следы.
И, сам себя не понимая
И отвергая чудеса,
Без мыслей,
Просто созерцая,
Смотрю подолгу в небеса.
***
Медленный церковный свет,
Поднимающийся кверху,
Превращается в Завет,
Только Вечный, а не Ветхий.
Бог – он тоже человек,
Тоже чьих-то рук творенье.
Вот уже который век
Он подвержен измененью.
Он и сам ещё пока
До конца не разобрался,
Чья всесильная рука
Управляется в пространстве.
В запределии своём
То темнеет, словно нищий,
То светлеет он челом,
И в себе он смысла ищет.
3*
В В
38 39
***
Это бывает: проснёшься внезапно,
Вдруг,
Без причины,
Без повода вроде,
Сердце зайдётся. И охнет, и ахнет –
Время уходит!
Вид из окна полусонной квартиры –
Словно бы вид на другую планету,
Словно бы даль запредельного мира,
Где ничего матерьяльного нету.
Где проливается свет треугольный
Из фонарей, вознесённых глаголем –
Ровный,
Бессмысленный,
Сине-зелёный,
Рыбий,
Холодный,
Безжизненный,
Голый.
В синей траве промелькнёт у забора
Вроде бы кошка, да только не кошка.
Надо задёрнуть немедленно штору,
В полночь не надо смотреть из окошка.
Утро сверкнёт голубым опереньем,
Облако душу ослепит до боли.
Будешь с невольным смотреть подозреньем
На вознесённые в небо глаголи.
В В
40 41
ИНЫЕ СИЛЫ
Пунцику Соктоеву Закатный лес.
Тропинки.
Чащи.
Вдали притихшее село.
Лес, по вечернему молчащий,
Хранит и звуки, и тепло
Былого дня.
То пискнет птаха,
Облюбовав себе сосну,
И сразу съёжится от страха,
Защелкнет клювом тишину.
А то неведомо откуда
Тепла нахлынет полоса.
Огромен лес. Ему так трудно
Угомониться по часам.
Всё глуше звуки, меньше света,
Тревога смотрит из углов.
И появляются приметы
Иных материй и миров.
И в этой сумеречной гуще
Встают,
Укрытые на дно,
Иные силы,
Нам, живущим,
Знать о которых не дано.
В
43
Тетрадь
«Имя твоё»
***
С твоим именем женщин встречая,
Я подолгу смотрю им вослед.
Эти женщины излучают
Твой,
Идущий от имени, свет.
В В
44 45
***
Так было в первый день творенья:
Обломки плавали кругом,
Неясные нагроможденья
Каких-то полузыбких форм.
Но ты вошла в мой мир разбитый,
Протёрла пыльные стекла,
И этот хаос первобытный,
Как дом, умело прибрала.
И что никак не называлось,
От дуновения рвалось,
Само собою завязалось,
Само собою назвалось.
***
На самом на дальнем краю государства
Стоит городок деревянный зелёный.
Там курицы ходят по улицам властно
И много сирени и птичьего звона.
Там люди живут в окружении ильмов,
Там есть кинозал с облупившейся дранкой,
Где крутят всё время военные фильмы,
Которые часто кончаются дракой.
В том городе всюду старинные шпили,
Пустырник восходит на крышах покатых.
На мягком асфальте следы Ваших шпилек
Давно – и не раз! – закатали асфальтом.
Там люди другие.
Там новые песни.
Там новая музыка льётся из комнат.
Там Ваши следы никому неизвестны.
Но я о них знаю.
И вижу.
И помню.
В В
46 47
*** Река бежит через пороги,
Свою показывая власть.
Нет у неё иной дороги,
Как в море впасть.
Струиться морю не пристало,
У моря промысел иной –
Неторопливо и устало
Чуть пошевеливать волной.
Ты прячешь собственные страсти,
Со мною избегаешь встреч.
Наивная! – Не в нашей власти
Законом этим пренебречь!
*** Только это уже не любовь.
Это та сумасшедшая сила,
Что взломала однажды покров
И людей из него замесила.
Я люблю тебя,
Вечностью взят.
Я люблю тебя.
Так на расстреле
Отмечает угаснувший взгляд:
…Высоко журавли пролетели…
Это я,
Состоящий из тьмы,
Отвергая любые пределы,
Пью тобою пронизанный мир,
Воздух твой – и холодный, и белый.
Принимаю хулу и позор,
Падший,
Слабый,
Бессильный,
Постылый,
Лишь бы ты, лишь бы ты этот взор
На меня,
На меня
Обратила.
В В
48 49
***
Вышел в рощу – всюду иней!
День морозом опьянён.
Губы выклубили имя
Невесомое твоё.
День, присыпанный порошей,
День, истаявший, как нить.
Этот день, такой хороший,
С чем, скажи, ещё сравнить?
***
Только станет зариться,
Я её не прошу,
Прилетает синица
К моему шалашу.
Беззаботная птаха,
Всё щебечет с берёз.
Неужели не больно
Голым лапкам в мороз!
К этой маленькой птице
Я, пожалуй, привык.
Я и сам – как синица,
Только знаю язык.
И, наверно, не важно,
Что иначе свищу.
Прилечу я однажды
К твоему шалашу.
4
В В
50 51
***
Я жил в ту зиму где-то под Москвой.
Просторный дом и сад в снегу по пояс.
Писал стихи с надрывом и тоской,
И Бахуса всё время беспокоил.
Там было много книг.
И в тишине
Страницы их похрустывали мило.
И почему-то женщина ко мне,
Как только вечерело, приходила.
Мы пили подогретое вино,
Мы с нею целовались до рассвета
В пустом дому.
И видели в окно,
Как бродят дерева в сугробах света…
Она за электричкой долго шла
Пустынным и заснеженным перроном.
Так что ж она, серьёзная, нашла
В повесе – молодом и бестолковом?
Но значит, что-то было в глубине
За всей бравадой – к нынешней обиде –
Большого, настоящего во мне,
Чего я, к сожалению, не видел.
***
Районная гостиница.
Забит
Парадный вход и ходят где-то сбоку.
Половики, почти домашний быт
С казённым кипятильником.
Набоков
Никак не лезет в голову!
Виной
Глухая осень в облетевших ветках.
Курю.
Листаю.
Слышу за стеной
Тревожное присутствие соседки.
Лишь двое нас в гостинице.
Народ
Провинцию обходит стороною.
Соседка тоже места не найдёт
За тонкою покрашенной стеною.
Вот дождь собрался.
Станет моросить…
С Набокова не будет нынче толку!
Пойду к соседке, чтобы попросить
Соль.
Или спички.
Или же иголку.
В В
52 53
***
Я получил её письмо.
Такой прохладный ровный почерк.
И текст, продуманный, как очерк
О воспитании детей,
Без романтических затей.
Я изучил её письмо.
Стоял сентябрь.
А в сентябре
Пронизан мир прохладным дымом,
Еловым, еле уловимым.
Цветы и женщины, и книги,
И рюмка грустная «Кадриги»,
И письма стынут в сентябре.
И жизнь предстала в этот миг
Такой мгновенной и щемящей,
Такой неясной и пропащей,
Ненужной, глупой, одинокой,
Для всех друзей такой далёкой,
Как в чистом поле длинный крик.
***
З апахнула шёлковые шторы,
Распахнула шёлковый свой взгляд.
Есть черта такая, за которой
Сразу начинается распад.
Нет, не сразу – будет промежуток.
Срезанная роза хороша!
И нужна какая-то минута,
Чтоб её покинула душа.
Роза, что волненье излучала…
Роза, брошенная на кровать…
Эти два убийственных начала
Никогда нельзя соединять.
Но когда ты побеждаем страстью
И рассудка лопается нить,
Всё отдашь за призрачное счастье
Их в один конец соединить.
4*
В В
54 55
***
У ж не настолько мы с тобою,
Чтоб думать об одной судьбе.
Я вижу что-то неземное,
От древней амфоры в тебе.
Далёкий мастер неизвестный
Не смог достичь наверняка
Изгиба вечного, как бездна
Или как женская рука.
Её доделали невольно,
Неуловимы и легки,
Улыбки,
Взгляды,
Пальцы,
Волны,
Тысячелетья,
Плавники.
И вот она – как откровенье,
И я не знаю, как мне быть,
Чтобы своим прикосновеньем
Её случайно не разбить.
***
Там, где кровли окровлены жестью,
Принимает туман на воде
Из молчаний и взглядов, и жестов
Разговоры любимых людей.
Он возник, когда падали листья,
Когда падали листья, возник
Этот самый глубокий и чистый,
На пределе догадки, язык.
Из породы теней и растений,
И ранений, и полутеней,
Из породы линей и коленей,
И старинных скамей, и камней.
Он в такие уводит глубины,
Он уводит в такой водоём,
Что понять его лепет старинный
Можно лишь непременно вдвоём.
Он оттуда, где смутное снится,
Где бездоннее, нежели пруд,
Где кувшинки, как тайные лица,
В темноте под водою живут.
В В
56 57
***
Смирновой Ларисе Я помню хутор возле Пярну.
Река, туманы на плаву,
Там поутру пускали парни
Литовки ловкие в траву.
Там пахло яблоком анисом
Во всех немыслимых углах.
Там имя влажное – Лариса! –
Всё лето плавало в лугах.
Лариса! Лара! Леля! Лала! –
Текло, плескалось вдалеке,
И плавни плавно обнимало,
И уплывало по реке…
Скосили луг.
И у сарая,
Где косы строгие висят,
Солома жесткая, сухая,
Сухие листья шелестят.
Давно уехала Лариса
Сдавать экзамен в институт.
Сухие стебли там и тут
Всё вспоминают: исса… исса…
***
Мы бродим по ночному саду,
Нам хорошо с тобой вдвоём,
Мы то смеёмся до упаду,
А то вдруг песню запоём.
Молотим чушь.
Нам по семнадцать.
Но голос внутренний дрожит:
Не надо громко так смеяться,
Когда рука в руке лежит.
А надо тише на полтона,
И надобен иной мотив –
Здесь розы спят, свои бутоны
В тугие свитки закрутив.
В В
58 59
***
Туман переходит в сирень,
Клубами лежит у сирени,
Затем, чтоб подняться с колен
И снова упасть на колени.
Сирень отцветёт, опадёт
Под ноги на камень платформы.
Повсюду туман разнесёт
Её волокнистые формы.
И в мареве белых ночей
Он их повторит на пределе
Правдивей, верней и точней,
Чем было на самом-то деле.
***
Дым от костра, увлажнённый туманом –Этого
надо бежать и бояться.
Надо бежать напрямик по канавам,
Чтобы сюда уже не возвращаться.
Сколько в нём чувства и памяти старой –
Сердце не выдержит больше моё!
Словно порвали струну на гитаре
Или под сердце ввели остриё.
Пусть же других и терзает, и мучит
Эта сырая туманная радость.
Пусть же других для себя заполучит
Синим и жёлтым наполненный август.
В
60
***
Всё прошло, дождём промылось,
Отболело, отлегло.
И нечаянно явилось
Песни белое крыло.
Песня соткана из шёлка
И запущена в полёт.
В этой песне очень тонко
Одиночество поёт.
День стоит такой погожий
И высокий.
Потому
Мне не вытянуть, похоже,
Эту песню одному. ТЕТРАДЬ «Незаметно
кончается лето»
В В
62 63
***
Незаметно кончается лето,
Эти дни уже не веселят.
Перекладины тонкого света
В отуманенных рощах висят.
Грустно знать в окончании лета,
Что любил и не так и не то.
В эти тонкие полосы света
Я уйду, запахнувши пальто.
Уходить – это тоже блаженство.
Был – ничей и остался ничей.
Гениальное несовершенство
Не умеющих гнуться лучей.
Уходить – это тоже причуда,
Как сквозь пальцы уходит вода, –
В этот свет, что идёт ниоткуда
И уходит всегда в никуда.
***
Ещё совсем не холода,
Но пахнет дымом.
Необходимо иногда
Быть нелюбимым,
Ненужным,
Брошенным,
Больным,
Ничьим, как ветер.
Совсем одним,
Совсем одним
На белом свете.
В В
64 65
ОДНОКЛАССНИКАМ
Лохматою пылью в чулане
Затянуты старые вещи.
Неясные их очертанья
Для новых хозяев зловещи.
Я временем также затянут,
Как некая старая тайна,
Лишь близкие люди сквозь ставни
Ещё узнают очертанья.
Но даже они со смущеньем,
Гадая и споря при этом,
Не могут понять назначенье
Отдельным предметам.
Так дети в музее глазеют
С экскурсией по воскресеньям
На вещи времён Колизея
И трогают их с опасеньем.
***
Вдоль насыпи ржавые травы,
Мазутом пропитан песок.
Прозрачны, как ветер, составы
На запад летят и восток.
Поднимешься только на бруствер –
И тоже как будто летишь.
Зачем же ты с медленной грустью
За ними подолгу следишь?
Когда-то давно на вокзале
Я, полон надежды и сил,
С открытыми настежь глазами
Вот также за ними следил.
Душа моя счастья хотела,
За ними тянулась вослед,
Но в дальних и близких пределах
Его одинаково нет.
Оно из груди вырастает.
А если же пусто в груди –
Гляди и гляди на составы,
До смерти – сквозь слёзы – гляди.
5
В В
66 67
***
Дочерям Наташе и Даше Под настольною лампой навзрыд
Плачет мальчик тринадцатилетний.
Перед ним книжный томик раскрыт
На странице на самой последней.
И причины-то нет никакой,
Нет причины ему для рыданья.
Просто плачет он оттого,
Чему нет и не будет названья.
Оттого, что на свете живёт,
Оттого, что сегодня капели,
Оттого, что тринадцатый год
Из окна видит эти аллеи.
Оттого, что проснулась душа.
Оттого, что в апрельскую слякоть
Эта жизнь до того хороша,
Что никак невозможно не плакать.
Оттого, что когда-то умрёт
Навсегда,
Безвозвратно,
Серьёзно…
Пусть он плачет всю ночь напролёт.
Дай же, Бог, эти – каждому! – слёзы.
***
Владимиру Кибиреву Лыжня пространство полосует,
Разваливая горизонт,
Как будто небу указует,
Где будет солнечный заход.
Среди сугробов и сумётов,
Где мягких форм невпроворот,
Она одна в пространстве мёртвом
Себя осмысленно ведёт.
Она стрелою даль пронзает,
Она ведёт тугой мотив.
Она совсем не допускает
Сомнений и альтернатив.
И небо в облачности ветхой
Среди бессмысленных снегов
Не человека видит сверху,
Но лишь разумный след его.
И солнце косо, некрасиво
С орбиты падает, скользя…
Пусть он не прав – в нём столько силы,
Что своевольничать нельзя.
В В
68 69
***
Тополь у дома, синиц и собак
Я поздравляю! –
С тем, что осталась зима на бобах,
Тощая, злая.
Как же досталось в недавние дни
Веткам и лапкам!
Вот и осталась одна, без родни,
В рваных заплатках.
В серой шубейке из старых снегов
И полушалке.
Жалко её, не пойму, отчего.
Всё-таки жалко!
***
Р озовые полосы заката
Обещают следующий день.
Тишиной дремотною объято
Озеро, наполненное всклень.
Просто так заброшу в воду камень –
И пойдут круги.
И в тишине
Слышно, как они перетекают
В золотые кольца на сосне.
5*
В В
70 71
***
Журналисту Сергею Забелину А сегодня взломалась река.
Хорошо!
Испаряются крыши.
И на север текут берега
Мимо льдин со следами покрышек.
Я стою на крутом берегу,
Разминаю в руке папиросу.
Я остаться – увы! – не могу.
Всё на свете устроено просто.
И не глыбы весеннего льда
Тают, плачут, плывут и смеются.
Это мы уплываем всегда,
А они навсегда остаются.
МОЛОДОЙ ОЛЕНЬ
Четырёхлетнему
Ивану Михайловичу Нахумову Смело он репейники бодает,
Делает вдоль берега шаги,
По колено в воду забредает,
Распуская воду на круги.
Ты, олень, плещись себе в угоду,
Озеро копытами копыть.
Жабрами процеженную воду
Всё равно тебе не замутить.
Делай свои детские проказы,
Нынче день-то больно уж хорош! –
Очень глупый, очень большеглазый,
На тебя точь-в-точности похож!
В В
72 73
***
Звукорежиссёру Читинского радио
и просто солнечному человеку
Петру Леонову
Мы вышли из нашей усталой
машины,
Шофёр попинал её чёрные шины.
Осеннее солнце упало на пашню,
Шофёр отвернулся и глухо прокашлял.
Мы долго с шофёром стояли, курили,
Ни слова друг другу не говорили –
Смотрели на пашню.
На пашне чернели,
Как длинные крики,
Длинные тени.
И длинная жизнь перед нами лежала.
Осенняя лужа от стужи дрожала.
И было так пусто.
И было так страшно
От наших теней на заброшенной пашне.
Шофёр докурил и убрал папиросы.
Шофёр не любил без ответов вопросы.
*** Бульдозером здесь сняли верхний слой,
И обнажилась древняя стоянка.
Далёких предков наших ремесло
Явило нам вещественные знаки:
Ножи из яшмы, сколы, топоры,
Обломки глины, бывшие посудой,
И очаги, где древние костры
Тепло несли неведомому люду.
Чужую жизнь открывши напоказ,
Урча, бульдозер спятился к долине.
А я остался. И меня потряс
След маленькой руки на тёмной глине
Обломка чаши или, может быть,
Кувшина, оказавшимся не крепким.
Не удержался, чтобы не вложить
Свою ладонь в ладонь на этом слепке.
Да! Это была женская рука.
И так она отобразилась чётко,
Что сквозь тысячелетия, века
Дошла её ничтожнейшая чёртка.
В В
74 75
Вот линия судьбы...
Но холодил
Ладони контур,
Перешедший в глину.
И долго я по стойбищу ходил.
И ждал кого-то.
И глядел в долину...
***
Сестре Наталье Ж ёлтый дым подстриженных акаций,
Розовый лишайник на скале.
Нет! Не перестану удивляться
Совершенству жизни на земле!
Только формы, запахи и звуки,
Только цвет и – никаких идей!
Только руки, только эти руки
Из породы диких лебедей.
Голубые в изморози сливы,
Кремовые розы на столе.
Слишком всё разумно и красиво,
Чтобы быть случайным на земле.
Ясно обозначена тропинка
Белой паутиной по утрам.
Слишком крепко эта паутинка
Стягивает завтра и вчера.
Слишком гениально всё и прочно!
Отчего же, без толку спеша,
И сама не зная, чего хочет,
Места не найдёт себе душа?
В В
76 77
ПРОЗРАЧНОЕ
Кусты, укутанные светом,
Светящиеся, словно газ,
Едва колышимые ветром,
Почти невидимы для глаз.
Иду сквозь них, легко ступая,
Но ветки сбоку полоснут,
Тем самым явно выдавая
Материальную их суть.
И я для них, наверно, тоже,
Во всё прозрачное одет,
Не человек и не прохожий,
А колыхающийся свет.
И долго думают, гадая,
Совета ищут у воды,
Кто он, невидимый, ступая,
Оставил грубые следы?
ОХОТА
Другу Александру Долбиеву Я сразу как-то подобрался
И жизнь почувствовал всерьёз,
Когда вдали заколыхался
Чуть синеватый свет берез.
Там, за ольховыми кустами,
Как бы коряги на дыбах,
С насторожёнными курками
Стояли люди в номерах.
Они сливались этой ранью
С ольхой, берёзой, тишиной.
И только синее сиянье
Их обходило стороной.
В
78
ОСЕНЬ
Поэту
Николаю Ярославцеву
На деревьях жёлтые клубы
Плавают, колышутся, полощут.
Целиком из воздуха столбы
На себе удерживают рощи.
В этих рощах, лёгких, как туман,
Всякий раз меняющих обличье,
Нету ни расчёта, ни ума –
Только бескорыстное величье.
Чистый свет живёт в березняке,
Слабым помавением означен.
Я стою один на сквозняке
И не замечаю, что я плачу. ТЕТРАДЬ «По ту сторону»
В
80
***
Этот край прибайкальский,
Просветлённый насквозь,
В моём сердце остался,
Как в строении гвоздь.
А строений не слишком
Разглядишь сквозь пургу:
Всё бараки да вышки,
Да заборы в снегу.
И средь этого ада
В кандалах изо льда
Речка рвётся куда-то
Под названьем Куда.
ТЕТРАДЬ «Листок
бумаги белой»
6
В В
82 83
***
Стихи не пишутся вдвоём,
Стихи приходят к одиночкам.
Так к ночи ходит водоём
И к водоёму ходят ночи.
И здесь свидетель ни к чему.
Ему,
С наивными очами,
Не надо знать, в какую тьму
Уходят лилии корнями.
***
На выбор.
Нелепо.
Случайно.
Не ведая меры тепла,
Поэзии лёгкое пламя
Согрело мне душу дотла.
В В
84 85
***
На серебряных спицах,
Обо всём позабыв,
Голубые синицы
Сочиняют мотив.
Я улыбки не прячу,
Улыбаюсь себе.
Песня многое значит
И в синичьей судьбе.
***
Лиловым, красным, жёлто-палым
Меня настраивал октябрь,
Как будто арфу иль гитару –
Прикосновением ногтя.
Чтобы почувствовать причины,
Он стёр с лица следы румян,
Почти до чуткости осины
Меня настроив, как рояль.
Но есть тончайшая черта,
И в этом-то секрет момента,
Поскольку дальше – глухота
Или поломка инструмента.
6*
В В
86 87
***
Петровой Гелии Александровне Бесцельные прогулки зимним лесом,
Когда он бахромою истончён,
Чтоб никаким корыстным интересом
Ты не был в это время отвлечён.
Не тронут снег на просеках.
Однако
Таким его я видеть не могу.
Брожу и палкой оставляю знаки –
Кружочки и зигзаги на снегу.
Мне непонятно это производство,
Взаимопроникание стихий,
Когда снега, переливаясь солнцем,
Затем переливаются в стихи.
И как понять обратный тот порядок,
Когда под лампой книгу развернёшь –
Квартиру заметает снегопадом,
И ты по лесу зимнему идёшь?
ЧИТАТЕЛЮ
Водку пью обстоятельно,
Не дождавшись гостей.
Средь поэтов-писателей
Моё место в хвосте.
Только, только не рано ли
Ждать хороших вестей?
Люди! – дивные раковины
С перламутром страстей.
С виду все одинаковы,
Скрытые глубиной.
Среди тысячи раковин
Жемчуг только в одной.
Звук, пронизанный запахом,
Только жемчуг поймёт.
Это я о читателях.
Это я про народ.
В В
88 89
ПИАНИСТ И МУЗЫКА
Он взмывает, словно птица,
Нажимает на педаль,
И клювасто и когтисто
Нападает на рояль.
У него глаза закрыты,
Волны его музыки
Поднимают камни, плиты,
Города, материки.
Но меня гнетёт другое,
Пеплом по полу сорю.
И в лицо его слепое
С мукой тягостной смотрю.
Когтем клавиши терзает,
Словно бы перед концом.
Ничего не выражает
Это страшное лицо.
Всё и свято, и порочно.
Голуби и вороньё.
Музыка.
И очень точный
Слепок внутренний её.
***
Были краски калёны и жёстки,
И уже проступали сполна
Удивительные наброски
Потрясающего полотна.
Боже мой!
Ничего мне не надо,
Только б в самую глубь заглянуть!
Я не знал, что под пристальным взглядом
Проступает запретная суть.
Я глядел и не мог наглядеться.
И – пронзило: как бездна, проста,
Развернулась у ног и у сердца
Потрясающая пустота…
В В
90 91
***
Владимиру Маслову
и Зое Савицкой Дом стоит на берегу высоком,
День стоит высокий от стрекоз.
Озером, озоном и осокой
Комнаты пронизаны насквозь.
С уваженьем слышу, как, вздыхая,
В двух шагах от моего окна,
На износ,
Почти не отдыхая,
День и ночь работает волна.
Не бездумно бьёт волна в осоку –
Строго чередуя интервал,
Словно кто-то в замысле высоком
Взял и озеро зарифмовал.
Из-за этой маленькой причуды
Озеро преобразилось враз,
Словно бы законченное чудо,
В малахит оправленный алмаз.
***
Художнику
Сергею Прудникову
Ты идеал возьми мишенью.
Но забывать о том нельзя:
Лишь те творенья совершенны,
Где есть невидимый изъян.
Он – ускользаем, словно блики,
Он – как невольная вина.
Он – как в джокондовой улыбке –
Ассиметрия не видна.
В В
92 93
ПОЕЗДКА НА АРАХЛЕЙ
Поэту Борису Макарову Озеро к закату отштормило.
Мы гуляли берегом тогда
Просто так.
И это походило,
Как гуляют ветер и вода.
Он читал свои стихотворенья,
Чтобы не тревожить рыбаков.
Но вода, охваченная ленью,
Разносила звуки далеко.
Говорить со сцены не обучен,
Помогал движением руки.
Затихали скрежеты уключин,
И тянули шеи рыбаки.
Под ногами водоросли, тина…
И пока он строчки говорил,
Тонко-золотая паутина
Вкруг его сияла головы.
***
Другу и барду
Сергею Леонову Он пьёт две недели подряд.
Он смотрит с тоскою на воду.
И что-то бормочет, космат,
И спит на полу за комодом.
Он курит какую-то дрянь,
А пальцы заходятся дрожью.
Алкаш! Распоследняя пьянь!
И это – творение Божье?!
Потом наступает рассвет.
Он долго стоит у окошка.
Весь день на осенний проспект
Ложится и тает порошка.
Под утро уснёт на руке,
Уронит перо на колени.
Синеет на белом листке
Короткое стихотворенье.
В В
94 95
Оно вылетает в окно,
Как светлая тень – без разбега.
Прозрачней и легче оно,
И чище вчерашнего снега.
Возносится в небо, как нить,
Где души витают, крылаты.
Не мог же его сочинить
Вот этот,
Уснувший под лампой!?
***
Игорю Северянину У же не помню, что за повод,
Но познакомил нас февраль.
И я тогда ещё был молод,
И ты прозрачна, как хрусталь.
Вода за окнами стекала.
Мы пили, глядя за окно,
Из фиолетовых бокалов
Сухое красное вино.
И было как-то неуютно
Мне в этой полутемноте
За то, что взгляды поминутно
Я устремлял на декольте.
Но, как греховности начало,
Того, что в нас заключено,
Нас поднимало и прощало
Стеклом пронзённое вино.
В В
96 97
***
.й
ло
иг
ною
итель
и пронз
и точной
и тонкой
завершиться
Где прозрачный колышется слой,
Чтобы там, в вышине непорочной,
Чтоб затем утвердиться на ней.
Из земли вырастает без страха,
Так сосна – от косматых корней,
Как и я начинаюсь из праха,
СОСНА
***
Кто я есть, я не знаю о том.
Мне дана лишь догадка об этом.
Я крещён христианским перстом
И повторно – неведомым светом.
Коронован осенним лучом
На исходе холодного лета.
До конца на него обречён,
Это значит – до самого света.
7
В
99
***
Поэту Михаилу Вишнякову Был ясный день.
И как-то сразу
Умолкли птичьи голоса.
Я скомкал начатую фразу
И посмотрел на небеса.
Там плыли, огнием увиты,
От горизонта облака,
И были розовым подбиты
Их тёмно-синие бока.
Они напоминали свитки,
Страницы Книги Бытия,
Что перед нами по ошибке
Открыл суровый Илия,
В которых судьбы всех народов
И всякой твари,
И Земли.
Они в развёрнутых разводах
Над головою мрачно шли.
ТЕТРАДЬ «Русский
свиток»
В В
100 101
И был один, отдельный с краю,
Славянской вязью испещрён,
Он был тяжёл и нечитаем,
И, как ломоть, отрезан он.
Он в отдаленьи
В даль пустую
За остальными вслед летел,
Горел,
Алел
И ни в какую
Всем раскрываться не хотел.
***
Летай в заоблачные дали,
Мечтай о повороте рек –
Счастливым будешь ты едва ли.
Но коль ты русский человек,
Со всею жизненной поклажей,
Неважно, беден иль богат,
Ты всё равно придёшь однажды
В полночный Гефсиманский сад.
И вся-то жизнь твоя предстанет,
Про имя вспомнивший манкурт,
Сорокалетним пьедесталом
Для этих нескольких минут.
Минут, которых хватит, чтобы
Почувствовать у горла ком.
Почувствовать у горла ком
И зачеркнуть себя крестом.
7*
В В
102 103
***
Всё это уже было на Земле.
Далёкий век.
Заброшенные пашни.
Раздор князей, бессмысленный и страшный,
И беженцы ночуют на золе.
Ещё нет новой веры.
Но уже
Порушены языческие боги
И печенег маячит на пороге.
Россия на смертельном рубеже!
Двадцатый век.
И новый печенег.
История круги смыкает круто.
И снова видит русский человек:
Раздор князей.
И беженцы.
И смута.
И снова боги сброшены с ладьи,
Порублены для вящего примера.
А старая спасительная вера
Ещё маячит только впереди.
***
Надежде Васильевне Калуцкой
Какие народы забыты!
Ни имени нету, ни дат.
Могильные плоские плиты
Торчмя вдоль дороги молчат.
Лишь степь со следами ракушек,
Что снова уходит на дно,
Да мысли ушедших
И души,
Которых понять не дано.
Ужасный закон непреложен,
Его не понять, не принять:
Создать и затем уничтожить,
И снова из праха создать.
Так дети в песочнице летом,
Строителями становясь,
Лопочут, лепечут и лепят,
Затем разрушают, смеясь.
В В
104 105
Напрасно наивное тщанье
Оставить себя на века
Стихами, дворцами, сказаньем,
Полётами за облака.
Когда-нибудь очень далёко,
За тёмно-зелёною тьмой,
Не станет ни Пушкина, Блока,
Не станет России самой.
Не завтра, не скоро, далече
Тот гибельный край впереди.
Но разве от этого легче
И боль не больнее в груди?
И разве не больно заметить
Откуда-нибудь с высоты:
Другие поэты и дети,
Другие дворцы и мосты.
Простор со следами ракушек,
Где степью становится дно.
Да помыслы наши и души,
Что им понимать не дано?
***
Сосны видят, как падают сосны,
Отряхаясь от жизненных пут.
Шевелятся зелёные космы
И от ужаса дыбом встают.
Содрогаются кроны.
И в жилах
Стынет кровь.
И уже ввечеру
Лесорубы оставили пилы
И бредут напрямую к костру.
Трут ладони корявой вехоткой,
Перед ужином выйдя на круг.
Кровь всегда тяжело,
Неохотно
Отмывается с рук.
В В
106 107
***
Дом разрушен. Груды кирпича
Стороною облетает птица.
Здесь уже младенцев не качать,
Здесь уж ничему не возродиться.
Всё сгорело. Тишина страшна.
Скрюченные трубы и кровати –
Очень уж они похожи на
Смерти сквозняковые объятья.
Тленом, сажей тянет ветерок…
Но средь металлического лома
Тянется на цыпочках цветок,
Молодой совсем и незнакомый!
***
Памяти писателя
Евгения Куренного Всё могло получиться иначе
У меня,
У тебя,
У страны.
В никуда этот путь обозначен.
Не прощаю я веку вины!
Разве может простить небывалый
И единственный в мире цветок,
Если взять его ради забавы,
Смять и вышвырнуть за порог?
В В
108 109
***
Односельчанину
Потешкину Валерию Степановичу Водою, разбавленной светом,
В апреле кюветы полны.
Ржавеют по этим кюветам
Колёса великой страны.
И ржавчины мёртвой разводы
Коричнево-красным ручьём
Втекают в проточные воды,
Что новыми станут потом.
И новые явятся силы
На старой дороге шуметь.
Нельзя ж на родные могилы
До смерти сквозь слёзы смотреть!
АФГАНСКАЯ ВОЙНА
Р аспрямил дехканин спину,
С кетменём стоит босой.
Кандагарская долина
В маках мокнет под росой.
И, увидев эти маки,
Тёмно-красные насквозь,
Надо шапку снять и плакать,
Не удерживая слёз.
В
110
КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ
Я здесь торопиться не буду,
Я здесь поклонюсь до земли.
Какие великие люди
По этой брусчатке прошли!
Пусть глупые люди осудят,
Но умные люди поймут:
Какие великие люди
По этой брусчатке пройдут!
ТЕТРАДЬ «Из ранних
публикаций»
В В
112 113
***
Последний пригородный поезд,
Пустой, как лунный свет, вагон.
Врос инвалид по самый пояс
В литой зашарканный перрон.
Свет от вагонов жёлт и скуден,
Земли касается рука.
Над ним, над ним проходят люди
И чуть повыше – облака.
И в эту пору, в эту пору
Такая ясность в небесах!
А он как будто ухнул в прорубь
И держит тело на руках.
Огнём пробито тело это,
Но сорок с лишним лет, хрипя,
Он в одиночестве планету
Отталкивает от себя.
***
В пальто тяжёлых ходят старики,
Постукивают палками большими
И смотрят вниз.
Как будто проверяют
На прочность землю
И свои дела.
А рядом дети с быстрыми ногами
Бегут вприпрыжку,
В небеса глядят,
Толкаются, смеются и кричат,
И думают, что жизнь прочна, как камень.
А старики всё палками стучат.
И крепко сомневаются.
Молчат.
8
В В
114 115
***
Воробьи набились в кроны,
Воробьи нашли ночлег.
Ходит ночью по перрону
Очень странный человек.
Очень странный человек –
Не уходит на ночлег.
Ждёт кого, от света кроясь?
Провожает ли кого?
В месяц раз проходит поезд
Мимо станции его.
Выйдет дворник, сер от пыли,
Сед от ста своих годов.
Скажет дворник: «Изменили
Расписанье поездов…»
Скажет дворник и уйдёт,
Человека ток кольнёт.
Месяц будет он ходить,
Месяц будет он курить,
А потом уйдёт с вокзала
И очнётся: «Надо жить!»
НА КАРТЕ БЕЛОЕ ПЯТНО
Геологу Сергею Владимирову
Нам повезло. Нам дали карабины,
По рюкзаку огромному на спины,
Отсыпали и порох, и свинец.
Мы шли тайгой, карабкались на скалы.
Ах, эти перекуры-перевалы!
И комаром приправленный супец!
Себя мы за героев не считали,
На безымянных речках ночевали,
А утром эти реки называли
По именам любимых и друзей.
Мы цирки подревней, чем Колизей,
На старые планшеты наносили.
Мы сапоги разбитые носили,
Которые в итоге попросили
На память в краеведческий музей.
Нам повезло: мы шли и открывали,
Мы как хотели, так и называли.
Всё б хорошо.
Но вскоре надоело
Нам это слишком творческое дело.
В В
116 117
Остались в рюкзаках и соль,
И сахар,
И спички.
А фантазия – иссякла.
И вот пошло: классический порядок! –
«Сто первый ключ»,
«Двенадцатый распадок»…
О! Как до замирания был сладок
Тот редкий миг – увидеть и назвать,
Преступный миг – увидеть и назвать.
Здесь людям жить и городам стоять.
Они придут, они не согласятся,
Они в недоумении столпятся
У родника с названьем «Двадцать пять».
Мы песни романтические пели,
Мы в этом деле сильно разумели.
Тогда какое ж право мы имели
Так серо и бездарно называть?
***
Другу детства Долбиеву Василию
Помнишь тот костёр, что мы палили
Осенью в редеющем лесу?
Листья колыхались и парили,
И держались долго на весу.
Был я там, где жили мы в палатке,
Где вода студёна и остра.
До сих пор подёрнуты распадки
Дымкою от нашего костра…
8*
В В
118 119
***
Геологу Виктору Белоцерковцу В голубичный холодный сироп
Облетает хвоя, облетает.
Очень медленно нынче светает,
И рассвет и тяжёл, и суров.
Голубичный сироп на заре.
Прилетит вертолёт из-за леса,
И пилот – и остряк, и повеса –
Крикнет нам, чтоб грузились скорей.
Голубичный сироп на снегу.
Аметистовый.
Странный.
Глубинный.
Вертолёт дребезжащий, старинный,
И к нему с рюкзаками бегут.
И пятно на снегу…
И пронзит!
И споткнёшься,
И станет понятно:
Миг ушел навсегда
Безвозвратно!
Вот сейчас вертолёт улетит.
И кружится хвоя на лету,
И недолгое это круженье.
И останется терпкий, осенний,
Аметистовый привкус во рту.
В В
120 121
ОСЕННЕЙ НОЧЬЮ У КОСТРА
А люди спали. Полночь. Поздно.
Транзистор рядом остывал.
Слегка подсвечивая звёзды,
Костёр оставленный мерцал.
Гитары сумрачный овал.
Необъяснимая, скупая,
Взошла луна – острей ножа.
Листочек, хвостиком цепляясь,
По струнам зябко пробежал.
Молчали струны. Лишь одна
Пропела – первая струна.
А листья падали. Тех песен
Никто не слышал в тишине
На несерьёзной, на осенней,
На самой медленной струне.
Была мелодия негромкой,
И невпопад,
И так себе.
А мне порой бывает горько,
Что мы вот этой,
Самой тонкой,
Не слышим музыки в себе.
***
Десятому «Б» Мы пели песни.
Все, какие знали.
Тянул кто как: кто в лес, кто по дрова.
Ночные птицы – словно повторяли
Весёлые и грустные слова.
Трещал костёр.
Густел прохладой вечер,
Сгибалась потускневшая трава.
И были неуместными все речи.
И были здесь уместными слова.
А ночь нас осторожно укрывала
Седым плащом с Полярной в уголке.
И детство незаметно уплывало
Куда-то вниз.
С туманом.
По реке.
В В
122 123
***
Александру Леснянскому
Г лубокая дума воды
Осенней замедленной Чары.
Возьму на дорогу еды
И – в лодку.
И утром отчалю.
К мотору рванётся рука,
Бензиновым пыхнет угаром.
Рука моя нынче легка,
И сам я сегодня в ударе.
Рвануться б,
Умчаться за мыс,
От встречного ветра зардеться…
Глухая тревожная мысль
Заставит меня оглядеться.
Увижу: янтарный листок
В тягучую воду влипает.
Берёза горит,
Догорает.
Сегодня я слишком жесток!
Спокойные ветки ольшин,
В воде отражаясь, алеют.
О вёслах – тяжёлых, больших –
Впервые я пожалею.
В В
124 125
***
Ещё такие серые дома!
Ещё такие серые деревья.
Ещё апрель…
И жалуются двери,
И сводят обитателей с ума.
Двойные рамы не впускают свет,
И света нет – лишь слабое подобье.
И пусто так, и так мне неудобно,
И словно бы меня на свете нет.
Как мало в этой комнате тепла!
Хотя в печи безумствуют поленья,
И тень моя, как странное виденье,
Колышется у пыльного стекла.
А за окном – убогие дома.
А за окном – бесцветные деревья.
И пусто так…
И жалуются двери,
И сводят обитателей с ума.
***
Поэту Александру Шипицыну З аехать в незнакомый городок,
На площади вокзальной потолкаться,
Повосхищаться и поудивляться,
Что есть на свете этот городок.
Войти в него.
Без цели побрести
И заблудиться.
Ошалев от счастья,
Сказать торговке семечками:
– Здрасте!
И кинуть семечками из горсти
По голубям.
Я в городе чужой.
Меня никто, никто здесь не узнает.
И это хорошо, что не узнает,
Что можно быть самим собой:
Помочь старухе сумку донести,
Увидеть симпатичную девчонку
И проводить,
И дальше побрести,
И кучу дел хороших переделать.
В В
126 127
…Но будет час – я в город свой вернусь,
К своим друзьям, и добрым, и весёлым.
И всё-таки, и всё-таки они
По-разному дела те истолкуют.
…Заехать в незнакомый городок!
***
Н. Хабаровой В тёплую свободную субботу
Убежим с тобою налегке,
Отложив сомненья и заботы,
В дальний лес.
На исповедь.
К реке.
Лодка у дощатого причала
И весло упругое – плыви!
Я пойму, что это лишь начало,
Лишь пролог поэмы о любви.
…Дождь пройдёт.
Несильный и неяркий.
Молния воткнётся в борозду.
Мокрая серебряная галька
Отразит вечернюю звезду –
Длинную, неясную, в закате.
И костёр рыбацкий вдалеке.
И тебя в коротком белом платье
С лёгкими кувшинками в руке.
В В
128 129
***
И. Емельяновой Когда тоска меня душила,
Скалой вставала на пути,
Луна мерцала, как могила,
В глубокой каменной степи,
Я шёл к трамваю у киоска,
Входил в расшатанный вагон,
Смотрел в окно:
Не перекрёстки –
Одни кресты со всех сторон.
Я долго ехал на трамвае
Туда, где тихо, про себя,
Светилась робкая, святая,
Такая слабая судьба.
И оттого, что в дождь и слякоть
Она умела так сиять,
Хотелось петь,
Хотелось плакать
И не хотелось умирать!
Я шел назад.
Звезда летела.
Река текла.
Земля скрипела.
И дворничиха что-то пела.
Урчал автобус в гараже –
Всё потому, что там горело
Окно на пятом этаже.
Я шёл назад, того не зная,
Что в то окно,
Полным-полна,
Светила тусклая,
Большая
И безысходная луна.
9
В В
130 131
***
С мороза
С розовою
Розой
Ворвался в каменный подъезд!
Ворвался в каменный подъезд,
В котором не было невест.
В котором женщина жила,
Подолгу у окна стояла
И пальцы тонкие ломала,
И стука в дверь всю жизнь ждала…
***
И всё – туда, до остановки,
И всё – туда, за поворот.
Ребёнок,
Женщина,
Девчонка
За поворотом тем живёт.
Там есть чугунная ограда,
Там за витринами – неон.
А мне туда совсем не надо,
А мне-то надо – от неё!
А мне к вокзалу, в эту слякоть,
В вагон.
На полку
И – ничком.
И горько плакать, горько плакать
И утираться кулаком.
А мне ещё попутчик нужен,
Чтоб умный был
И трезвый был.
Чтоб только слушал, только слушал
И ничего не говорил…
В В
132 133
*** Был тот костёр такой непрочный
Среди затерянных снегов!
И мы ушли глубокой ночью,
И мы покинули его.
И наступили дни ненастья,
И холод опустился с гор.
Но я был счастлив,
И от счастья
Стал забывать про тот костёр.
Луна потерянно светила,
Одна, тревожна и бела,
Неясная глухая сила
Мне спать однажды не дала.
И нанесло забытым дымом,
И время близилось к утру,
И повлекло неумолимо
К тому погасшему костру.
И я пришёл.
И изумился.
И потрясённо онемел:
Костёр, как лист осенний, бился,
Но из последних сил горел…
***
Лунный свет, удивительно белый,
Над холодной землёю разлит.
«Прогорит наш костёр неумелый,
Непременно к утру прогорит…».
И подуло смертельно и сонно
От болота, где стынет камыш.
Вздрогнул я и спросил потрясённо:
«Ты зачем это так говоришь?».
Но во тьме улыбнулась устало,
Посмотрела, как при ворожбе:
«Я молчу, ничего не сказала,
То почудилось просто тебе».
Что за бред, что за глупые шутки?
Я возьму и пилу, и топор,
Дров подкину, и будет не жутко,
И к утру разгорится костёр.
Будет свет удивительно белый…
Только кто это там говорит:
«Прогорит ваш костёр неумелый,
Непременно к утру прогорит»?
9*
В В
134 135
***
Я вновь подумал о Кристине
И посмотрел в окно: пора!
Сегодня первый строгий иней
Присыпал строгие поля.
Пора крылатую палатку
Сменить на пыльный кабинет,
Пора соседу по площадке
Сказать забытое «Привет!».
Пора припомнить телефоны,
Кто друг – припомнить – или враг,
Усвоить странные законы,
Где всё иначе, всё не так.
Тебя увидеть на прогулке,
Ты с мамой выйдешь на часок.
У мамы худенькие руки,
Сердоликовый перстенёк.
И позабыть про всё на свете,
И не суметь себя сдержать,
Упасть лицом в ладони эти
И эти руки целовать.
***
В. Г. Т. Улетели свиристели,
Значит, быть пурге.
Мы костёр с тобой хотели
Развести в тайге.
Мы мечтали, что в апреле
У костра споём.
Свиристели не велели
Быть с тобой вдвоём.
Улетели свиристели,
Можно жечь костёр.
Пусть подслушивают ели
Тайный разговор.
Слава Богу, улетели!
Значит, можно жить.
…То ли спички отсырели,
То ль рука дрожит.
То ль в бреду,
То ль в самом деле
Дует ветер с гор.
Улетели свиристели.
Не зажечь костёр.
В В
136 137
***
Писателю Олегу Димову Рыбак.
Упрямая бородка.
На пальце медное кольцо.
Лицо глубокое, как лодка,
Как лодка, тёмное лицо.
Закат багряный.
Берег алый.
Краснеет мокрое весло.
Но звуки выпускного бала
Сюда случайно донесло.
Сегодня в школе вальсы.
Штраус.
Девчонка вышла на крыльцо.
Лицо далёкое, как парус,
Как парус, светлое лицо!
***
Галине К. Огни на дальней стороне.
Вода и ночь. И сигарета.
Когда с душой наедине,
Не надо слишком много света.
Огни и ночь.
И слабый бриз.
И лодка мокнет у причала.
Что это?
Жизнь?
Или начало
Чего-то большего, чем жизнь?
Не объяснить и не узнать,
Как сон не вспомнить утром ранним.
Вся наша жизнь и есть старанье
Необъяснимое узнать.
Оно во всём.
Им полон взгляд,
Оно таится в каждом жесте,
В том, как замедленно по жести
Дожди осенние стучат.
Оно – во всём,
Оно – везде,
В В
138 139
В гаданьи шёлковом цыганки
И в том, как кланяются галки
Весенней первой борозде.
В твоём письме на пол-листа,
В походке грузной почтальона,
В церквушке старой без креста,
Где всё ещё висит икона.
В церквушке той оконцев нет,
В церквушке день живёт вчерашний,
Но там такой струится свет,
Что умирать совсем не страшно.
Мне не понять и не узнать,
Зачем любовь ко мне приходит,
И, не спросив, туда уводит,
Где не положено бывать.
Зачем огни в той стороне,
Вода и ночь, и сигарета?
Когда с душой наедине,
То почему не надо света?
Зачем сегодня слабый бриз?
И сам зачем я у причала?
Что это – жизнь?
Или начало
Чего-то большего, чем жизнь?
***
Художнику Борису Череднику Г устая синяя река,
И жёлтый поплавок.
На белой удочке рука,
Сиреневый дымок.
Пустая пачка сигарет
Ложится в костерок,
Удачи нет, рыбалки нет,
А по-степному – йок.
Дагба, похоже, рад тому,
Что рыба не клюёт.
Он лёг на жёлтую траву,
Тихонечко поёт.
– Дагба, зачем же ты поёшь?
О чём твои слова?
– А как не петь, ведь ты живёшь,
И рыба, друг, жива!
Сегодня рыба не клюёт.
Костёр горит.
Дагба поёт.
В В
140 141
***
Елене Стефанович Сквозь огонь,
Сквозь воду
И сквозь трубы
Жизнь несла.
Но помню до сих пор:
Мне вручали утром лесорубы
Голубой отточенный топор.
Ужинали кашами да щами,
Спали, спрятав голову в кусты,
Возле ног дрожали и трещали
Красные от радости костры.
Страшные от радости костры
Освещали белые берёзы.
Тяжело,
Тревожно
И серьёзно
На траве краснели топоры…
***
Родителям
Александру Васильевичу
и Любови Андреевне К ак трудно уснуть этой полночью
тёмной!
В оконце моё загляделась звезда,
Да вечную песню поёт рукомойник,
И капает звонко по капле вода.
Хозяйка – доярка. Усталые руки
Поверх одеяла, белея, лежат.
Устала хозяйка – четвёртые сутки
Одна без напарницы – руки горят.
Он сам – лесоруб. На далёкой деляне
Работает трудно, как совесть велит.
И орден за труд он хранит в чемодане,
И грамот солидную стопку хранит.
Живут справедливо. Изба и работа.
Колодец, скотина, вода и дрова.
Солонка, буханка. Земля и забота.
По праздникам – песни. Вино и слова.
Весёлые песни, а мысли угрюмы.
Угрюмые мысли не могут лететь!
Тебе бы, звезда, мои трудные думы,
Иль мне бы, как ты, не сгорая, гореть!
В В
142 143
Ужели всю жизнь – с голубыми глазами…
Ужели всю жизнь – всё в земле да в земле?
Деревья и те – посмотри же, хозяин! –
Тяжёлые ветки бросают к звезде.
Сомненье терзает! «А может, так надо…».
«А может, так надо?» – мигает звезда.
«Так надо, так надо, так надо, так надо» –
По капле в углу утверждает вода.
Тяжёлый хозяин лежит на кровати,
Он завтра пойдёт по тяжёлой земле,
Повалит деревья в четыре обхвата
И чайник согреет на тёплой золе.
И всё будет правильно.
Как и всегда.
Вот только в окошке
Зачем-то звезда…
КЛАДКА
А. К. Окладному Ломают старые дома.
Из листвяка литого стены,
На совесть рубленные сени,
Узоров древних бахрома.
Работы здесь – сойти с ума.
Бригада скинула рубахи,
Со стоном лопаются плахи –
Такие крепкие дома!
А бригадир сердит, ворчит:
– Кому нужна такая крепкость!
Да это же не дом, а крепость,
Её попробуй, свороти!
…Когда-то с завистью сосед
Достал малиновый кисет.
Потрогал розовые бревна,
Прильнувшие друг к другу ровно.
– Ну, поздравляю, дом так дом!
Да это же не дом, а крепость,
Во всём нужна такая крепкость!
И вот ломают старый дом.
В В
144 145
Я не за старые дома,
Хоть и вздохнешь о них украдкой.
Ломайте старые дома!
Но изучите эту кладку.
***
Т. Н. Шавельской Сентябрь, как сосновое семя,
Струится, дрожит на весу.
Какое хорошее время!
Как в сотах, прозрачно в лесу.
И медленно лист опадает
С берёз на сухую траву.
Мне грустно: тайга умирает.
И радостно: я-то живу!
Последние стылые грузди
Хрустят под ногой кое-где,
Янтарные листья загрузли
В тяжёлой осенней воде.
И вдруг я пойму, что не вечен,
Но вечны земля и вода,
Что жизнь будет жить бесконечно,
А я вот умру навсегда.
Но – странное дело – не больно,
Не страшно от мысли такой,
Смотрю, как без страха, спокойно
Кружится листок над рекой.
10
В
146
И в омут летит тёмно-синий,
Уходит на самое дно –
И лёгкий, и узкий, и длинный,
Как женщины светлой ладонь…
В душе, словно в сотах, светло и прозрачно.
ТЕТРАДЬ
«Стихи
последних лет»
В В
148 149
***
Роману Амосову Были годы, да стали года.
А ведь помнится, юною ранью
Звёзды падали чаще – тогда
Столько было желаний!
Я растерянно вверх посмотрел,
Небеса призывая к ответу,
Надо мной самолёт пролетел
Только что, а теперь его нету.
И под этот высокий раскат,
Под летучею тенью,
Звездопад перешёл в листопад,
К моему удивленью.
Не могу я понять этот вальс,
Хоть стараюсь.
Я живу на земле в первый раз,
Потому удивляюсь.
А потом и совсем невпопад,
Что никак невозможно,
Листопад перешёл в снегопад
Осторожно.
***
Памяти Сергея Авдеева Свет сиреневый, розовый свет
Опускается вечером с неба.
Есть в нём холод грядущего снега
И тепло мною прожитых лет.
Что с того, что когда-то и мне
Приходилось и горько и сладко?
В этой лёгкой сквозной вышине
Растворяется всё без остатка.
10*
В В
150 151
***
Мне казалось, что я никогда не умру.
Потому что не жил.
Потому что набросок.
Вот возьму в понедельник проснусь поутру,
И проснётся во мне тот далёкий подросток –
Умный, честный, чтоб мог по столу кулаком,
Чтоб не стыдно ему за себя при народе,
А не тот, что теперь, что дурак дураком,
Всё живёт и всё места себе не находит.
Тот, который не я.
Ах! Как он воспарит!
Возгорит,
Возлетит,
Как же он вознесётся!
Но он спит. Глубоко и бессовестно спит.
И уже ни за что в этот раз не проснётся.
***
«Трагедия труда,
Ненужного в итоге»
М. Вишняков Там, где травы примяты туманом,
Где ущербна державная тень,
Неизбежным и страшным обманом
Вижу я послезавтрашний день.
Сколько сил здесь и жизней угроблено! –
За понюх табака, за пятак.
Что ж ты так, моя тихая родина?
Что ж ты так?
На просторах, что нынче заброшены,
Нет давно уж ни Мань и ни Вань,
Никого из своих – никогошеньки!
Только Инь.
Только Янь.
В В
152 153
ЖИЗНЬ
Можешь целовать её колени.
Можешь называть её «звезда».
Всё равно она тебе изменит
И уйдёт однажды навсегда.
Не пытайся удержать слезами,
Пусть идёт дорогою прямой.
Ужас в том, когда б она сказала:
– Остаюсь навек, любимый мой!
***
На остановке ждал троллейбуса
В толпе, погодой озабоченной.
Неразрешимый, вроде ребуса,
Пришёл он, сильно скособоченный,
Битком набитый, утрамбованный.
И всё ж, едва не покалечены,
Все уместились в облюбованный
Кусочек рая обилеченный.
И все уехали счастливыми
За поворот, куда-то в прошлое.
А я остался ждать под ливнями
Чего-то нового, хорошего.
И незаметно, неумышленно
Жизнь лошадёнкою мухортовой
Так и прошла почти бессмысленно
На остановке этой чёртовой.
В В
154 155
***
Врачу
Лабунцову Артёму Фёдоровичу Больничной палаты окно
Вмещает осеннее небо.
Бездонно и вечно оно,
Как в годы Бориса и Глеба.
Больничный желтеет газон,
За листьями носится ветер.
Задуматься самый резон
О вечном и бренном на свете.
Задуматься надо давно,
За что тебе эта расплата.
Больные в своё домино
В беседке стучат до заката.
А кто-то мусолит кроссворд
Весь день на больничном матраце.
И так беззаботен народ,
Как будто бы вечность в запасе!
***
Памяти поэта Жени Алексеева Ненастные нынче погоды,
Тепло, как могу, берегу.
Какие хорошие годы
На этом прошли берегу!
Мы пили холодную водку,
Монеты бросали в волну,
И кто-то фанерную лодку –
Без вёсел – смеясь, оттолкнул.
И вот меня тихо относит
От шумных и суетных дел
В какую-то новую осень
И в новый какой-то предел.
В какой-то неясной полуде
Я будто бы видеть могу,
Что самые лучшие люди
На дальнем уже берегу.
Отец улыбается маме
И чья-то мне машет рука.
Вот только все лица в тумане,
В тумане те лица пока…
Ноябрь 2012 года
В
157
***
Я жизнь не оставляю на потом,
Я днями, как монетами, швыряю.
Мне их в карман насыпали пальто,
А сколько их насыпали – не знаю.
ТЕТРАДЬ «Строки из
папиросной пачки»
В В
158 159
Резец, под пальцем ставший гладким,
Когда он сильно истончён;
Кирпич тысячелетней кладки
И прах, бывавший кирпичом…
А что до формы их непрочной,
То присмотрись и не спеши:
Она всего лишь оболочка,
Всего лишь тело у души.
ПРИЗНАНИЕ
Сквозь березняк, уже раздетый,
Лучи летают вкривь и вкось.
Люблю прозрачные предметы,
Когда навылет всё, насквозь.
Могу смотреть в упор и долго,
Чтоб не вспугнуть, едва дыша,
Как изнывает от восторга
Предмета тонкая душа.
Люблю огонь, который жжётся.
Когда я вижу, то молчу,
Ладони женские – на солнце,
Иль – на горящую свечу.
Люблю прозрачные предметы.
В лесу, куда ни кинешь взгляд,
Синицы с крыльями из света
Подолгу в воздухе висят.
Люблю следить за струйкой дыма,
Когда рождается костёр;
Прозрачный, еле уловимый
Вдвоём – под вечер – разговор.
В В
160 161
*** Садилось солнце. Выжат за день,
Я брёл вдоль берега домой.
И ровно, словно в кинозале,
Гасили свет над головой.
И вдруг холодною волною
Нахлынул страх.
Нахлынул страх!
Шагах в пяти передо мною,
Передо мной в пяти шагах!
До каждой чёрточки, до точки
Я видел: нет там никого.
Но стебли,
Веточки,
Листочки
Заволновались вдруг легко.
Там кто-то был.
Иль было что-то.
Я помню ясно, как сейчас,
И шум,
И стон,
И всхлип,
И шёпот,
И промельк мутного луча.
Там что-то лёгкое сплеталось
И тут же с трепетом рвалось,
Меня невидимо касалось,
Перед лицом моим неслось.
Как будто рвали парусину
И всё осилить не могли.
От страха близкие осины
Почти припали до земли.
Я оглянулся, чуя спину:
Лучи скользили над водой,
Туман затапливал долину,
Кричал за речкой козодой.
И – никого!
И – ни селенья,
И – ни одной души живой!
И только это шевеленье
В пяти шагах передо мной…
11
В В
162 163
***
Морозный полдень с чувством долга
На солнце белое глядит.
В стеклянном небе слишком долго
Ворона с клёкотом летит.
Она вконец меня измает
За эти несколько секунд,
Как будто кто-то ударяет
Прутом железным по стеклу.
Как будто нет иного звука!
Я лучше поверну домой,
Где в печке розовые угли
Ещё не тронуты золой.
Я лучше рюмочку с поклоном
Себе возьму и поднесу.
К огню присяду.
А ворона –
Она пускай живёт в лесу!
***
Как бондарь за работою играет,
Так и ноябрь, старанием горя,
Морозный обруч ловко набивает
На золотой бочонок октября.
И – хорошо!
Я честно попрощался
И выпил на прощание вино.
Я никогда назад не возвращался,
Поскольку это людям не дано.
Опустит Парка на колени спицы
И нитка обрывается, скользя.
Давнишних писем жёлтые страницы,
Я знаю, перечитывать нельзя.
Они пылятся стопкою, желтеют –
От глаз подальше, где-нибудь в углу.
Я вновь их перечитывать не смею
И сжечь их малодушно не могу.
Они – не мне, прожившему полвека,
Освоившему этот кабинет,
Они – для молодого человека,
Которого давно на свете нет.
В В
164 165
***
Однокурсникам
Борису Королёву и
Владимиру Буртовому
Когда дождливо, и в кафе
Запотевают стёкла снизу,
Когда открыт коньяк «КВ»
И дым над столиками сизый;
Когда загадывать не надо,
Что ещё будет впереди,
А рюмка солнечного яда
Горит и плавится в груди;
Когда зачёркиваешь ею
Всю жизнь свою наискосок –
То нет преступней и милее,
Чем эти несколько часов.
***
Ваша страсть из прошедшего века,
Только Вашей в том нету вины.
Очень часто бурливые реки
Не имеют большой глубины.
Ваши чувства – вторичные формы,
Только слепок, неточен и хил,
Настоящих, глубинных, упорных
И доныне таинственных сил.
Так вода, выгибаясь на скалах,
Повторяет чужие черты:
Бурунами – молчание камня,
Водопадами – крик высоты.
Вы чужие проходите вехи.
Вы чужою судьбою больны.
Право, грустно, что быстрые реки
Очень редко бывают длинны.
12*
В В
166 167
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА УЛИЦУ ДЕТСТВА
Это выпал случайный билет.
Ощущение – как на вокзале.
Словно мне уже тысячу лет,
А зачем – это мне не сказали.
Тот же лозунг, что мы не рабы,
Тот же запах из булочной сладкий.
Тополя.
А на них воробьи.
Мы стреляли по ним из рогатки.
Возле старой кирпичной стены
Зарастают травою ступени.
Эти камни освящены
Синяками на сбитых коленях.
Точно также на проводах
И на ветках
Качается ветер.
Возвращаться не надо сюда.
Возвращаться не надо, поверьте!
Так зачем же я, умный такой,
Понимая всё,
Это не понял,
И ступеней касаюсь рукой,
И кирпич растираю в ладонях?
В В
168 169
ОШИБКА
Ворон полдень высокий и ясный
Рассекает свистящим крылом.
Не с тебя ли писал свои басни
В девятнадцатом веке Крылов?
Поднимались и падали реки,
И огонь вырывался из крыш.
Но скажи: из какого ты века
И в какой надо мною летишь?
Презирая кормушки и клетки,
Оттолкнувшись от нынешних плит,
Он в другое тысячелетье,
Словно маленький демон, летит.
Что ему наши мелкие годы –
Два крыла эти годы дробят.
Ворон, ворон!
Ошибка природы,
Дай хотя бы коснуться тебя!
СЛУЧАЙ
В. Г. Размахнину На закате лимонные дали
Остужают заносчивый взор.
Отошли, отцвели, отлетали
Голубика, пчела, белозёр.
Снег, совсем молодой и нестрогий,
Под ногой от восторга звенит.
Звон, угодный и небу и Богу,
Поднимается прямо в зенит.
В этот звон, и холодный, и белый,
Привнося человечий уют,
Мой костёр добавляет несмело
Хлебом пахнущую струю.
Вот и всё.
А других приключений
Я припомнить уже не могу.
Свет лимонный, прощальный, вечерний.
Снег.
Мороз.
И костёр на снегу.
В В
170 171
ПРОСЬБА
Журавли улетели.
И воды
Потемнели. И холод настал.
Это жуткое чувство свободы,
Когда всё, что имел, потерял.
Человек я не очень хороший –
Ни кола, ни двора, ни жены.
И легка мне преступная ноша,
Только мысли о ней тяжелы.
Ледяною водой умываюсь,
Одинокие мысли тая,
Я почти что совсем не касаюсь
Безобразных сторон бытия.
Скоро снег под ногой заискрится,
Скоро вовсе не станет тепла.
Я, как облако или синица,
В человечьи не лезу дела.
И, вменяя себе в постоянство,
На исходе осеннего дня
Я прошу, обращаясь в пространство:
– Пусть забудут, кто помнит меня!
ТОСТ
Пью за вас, таёжные бродяги!
Чтобы миновала вас беда,
Чтоб в бутылке, бочке или фляге
Что-нибудь плескалось иногда.
Чтобы свет приветливо струился
Для бродяг из каждого окна.
Чтобы спирт от ярости дымился
В голубых гранёных стаканах.
Чтобы у случайного привала
Пелось и гулялось до зари.
И наутро что-то оставалось
В ваших кружках, чёрт вас побери!
В В
172 173
***
Там и сям скрипят ещё полозья,
Но уже оттаял по лесам
В плотно запечатанных берёзах
Сладковато-розовый бальзам.
Будем пить за возвращенье солнца!
Надавлю на кончик топора
Сверху вниз –
И с шипом разойдётся
Белая и жёлтая кора.
Будет пир без рюмок и без вилок!
Посмотри направо – сколько в ряд
Длинных белобедренных бутылок
К празднику оттаявших стоят!
***
Весенние красные воды
В берёзовом белом лесу…
*** Моторка пролетит в тиши.
И снова тишь.
Волной ударит в камыши –
Шипит камыш-ш-ш…
В В
174 175
***
Бабочка оттаяла в тепле.
Долго неподвижная лежала.
Вдруг затрепетала на столе,
Вяло, как во сне, затрепетала.
Я уже жалею, что занёс,
Чувствами минутными охвачен.
Всё равно на улице мороз,
И конец предельно однозначен…
Мы случайно встретились с тобой.
Я был потрясён, и я запомнил
Взгляд уже почти что неживой,
Словно замерзающая прорубь.
Ты смеёшься весело со мной
Над моими сказками и былью.
У тебя раскрылось за спиной
Очень уж похожее на крылья.
Ты уже пытаешься шутить,
Ноги подобравши на диване.
Я не знаю, как мне отдалить
Скорую минуту расставанья.
ДЕПУТАТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ
С ним встречаясь, угрюмо
Отвечает кивком.
Он давно уже умер,
Но не знает о том.
Он небросок, обычен,
Аккуратен, побрит.
Лишь в одном он отличен –
Он всегда говорит.
Говорит слишком много
(Не болит голова!),
Как мячи от пинг-понга
Суетятся слова.
Всё же в паузах кратких,
Не желая того,
Эта полу-догадка
Осеняет его.
И, страшась этой искры,
Отвергая навзрыд,
Суматошно и быстро
Он опять говорит.
В В
176 177
ДЕЛЬТАПЛАНЕРИСТ
Фёдору Машечко Был закат невиданного цвета –
Словно остывающий металл.
Сколько я прожил на белом свете,
Никогда такого не видал.
И на фоне этого пожара
Распростёртый, словно Прометей,
Надо мною в синих шароварах
Человек куда-то пролетел.
И ему, конечно, было видно,
Как от магазина налегке
Шёл какой-то маленький, бескрылый
Человек с авоською в руке.
Вот остановился у киоска,
Посмотрел на розовый закат,
Вытряхнул из пачки папироску,
Выцарапал спичку наугад.
И, как будто чувствуя обиду,
Медлил папиросу зажигать,
Ждал, покуда скроется из виду
Человек, умеющий летать.
*** Снегири прилетели.
И я оценил
Драгоценную эту услугу.
Снегири на снегу, запах старых чернил –
Как-то очень подходят друг другу.
То, что смог и сумел я за жизнь написать
Среди общего беспорядка,
Всё вмещает в себя небольшая тетрадь
Или, правильней будет, – тетрадка.
Я смотрю за окно, а за ним снегири.
И пришла сумасшедшая радость –
А ведь жизнь состоялась, чёрт подери!
Всё не зря!
Всё сбылось!
Состоялась!
Эта терпкая мысль, эта мысль, как вино,
Что в подвале глухом отстоялось.
Снегири за окном.
Я смотрю за окно.
Жизнь сбылась.
И – увы! – состоялась…
12
178 179
Содержание
От автора ..................................................................6
Тетрадь «Иные силы»
«Мне тайна откроется…».......................................13
«В окно влетает пенье птичье…» .........................14
«В рощах, окончательно раздетых…» ..................15
Наводнение ............................................................16
«Река ночная много глубже…» .............................17
«И, скорее, уже по наитью…» ...............................18
«Давно уж облетели листья…» .............................19
У костра ..................................................................21
«К ак только забрезжил
морозный восток…» .............................................23
Могильная трава ....................................................24
«Здесь какая-то новая местность…» ...................25
«Весёлая нынче вода…» .......................................26
«Как и вчера, в тайге опять…» ..............................27
За грибами ..............................................................28
На осеннем кладбище ...........................................30
«Смотрим в небо, в небо сине…» .........................31
Подобия ..................................................................32
«Почти звенят, почти стеклянны…» ......................33
«Лишь только вечер светом лунным…» ...............35
«Медленный церковный свет…» ..........................37
«Это бывает: проснёшься внезапно…» ...............38
Иные силы ..............................................................40
Тетрадь «Имя твоё»
«С твоим именем женщин встречая…» ...............43
«Так было в первый день творенья…» ................44
«На самом на дальнем
краю государства…» ............................................45
«Река бежит через пороги…» ...............................46
«Только это уже не любовь…» .............................47
«Вышел в рощу – всюду иней…» .........................48
«Только станет зариться…» ..................................49
«Я жил в ту зиму где-то под Москвой…» .............50
«Районная гостиница…» .......................................51
«Я получил её письмо…» ......................................52
«Запахнула шёлковые шторы…» .........................53
«Уж не настолько мы с тобою…» ..........................54
«Там, где кровли окровлены жестью…» ..............55
«Я помню хутор возле Пярну…» ...........................56
«Мы бродим по ночному саду…» .........................57
«Туман переходит в сирень…» .............................58
«Дым от костра, увлажнённый туманом…» ..........59
«Всё прошло, дождём промылось…» ..................60
Тетрадь «Незаметно кончается лето»
«Незаметно кончается лето…» .............................62
180 181
«Ещё совсем не холода…» ...................................63
Одноклассникам .....................................................64
«Вдоль насыпи ржавые травы…» .........................65
«Под настольною лампой навзрыд…» .................66
«Лыжня пространство полосует…» ......................67
«Тополь у дома, синиц и собак…» ........................68
«Розовые полосы заката…» ..................................69
«А сегодня взломалась река…» ...........................70
Молодой олень .......................................................71
«Мы вышли из нашей усталой машины…» .........72
«Бульдозером здесь сняли
верхний слой…» ...................................................73
«Жёлтый дым подстриженных акаций…» ...........75
Прозрачное .............................................................76
Охота .......................................................................77
Осень ......................................................................78
Тетрадь «По ту сторону»
«Этот край прибайкальский…» .............................80
Тетрадь «Листок бумаги белой»
«На выбор…» .........................................................82
«Стихи не пишутся вдвоём…» ..............................83
«На серебряных спицах…» ...................................84
«Лиловым, красным, жёлто-палым…» .................85
«Бесцельные прогулки зимним лесом…» ............86
Читателю .................................................................87
Пианист и музыка ..................................................88
«Были краски калёны и жёстки…» ........................89
«Дом стоит на берегу высоком…» ........................90
«Ты идеал возьми мишенью…» ............................91
Поездка на Арахлей ...............................................92
«Он пьёт две недели подряд…» ...........................93
«Уже не помню, что за повод…» ...........................95
Сосна ......................................................................96
«Кто я есть, я не знаю о том…» ............................97
Тетрадь «Русский свиток»
«Был ясный день…» ..............................................99
«Летай в заоблачные дали…» ............................101
«Всё это уже было на Земле…» .........................102
«Какие народы забыты…» ..................................103
«Сосны видят, как падают сосны…» ..................105
«Дом разрушен. Груды кирпича…» .....................106
«Всё могло получиться иначе…» ........................107
«Водою, разбавленной светом…» ......................108
Афганская война ..................................................109
Красная площадь .................................................110
Тетрадь «Из ранних публикаций»
«В пальто тяжёлых ходят старики…» .................112
«Последний пригородный поезд…» ....................113
«Воробьи набились в кроны…» ..........................114
На карте белое пятно ...........................................115
«Помнишь тот костёр, что мы палили…» ...........117
«В голубичный холодный сироп…» ....................118
Осенней ночью у костра ......................................120
«Мы пели песни…» ..............................................121
182
«Глубокая дума воды…» .....................................122
«Ещё такие серые дома…» .................................124
«Заехать в незнакомый городок…» ....................125
«В тёплую свободную субботу…» ......................127
«Когда тоска меня душила…» ............................128
«С мороза…» .......................................................130
«И всё – туда, до остановки…» ..........................131
«Был тот костёр такой непрочный…» ................132
«Лунный свет, удивительно белый…» ................133
«Я вновь подумал о Кристине…» .......................134
«Улетели свиристели…» .....................................135
«Рыбак…» .............................................................136
«Огни на дальней стороне…» .............................137
«Густая синяя река…» .........................................139
«Сквозь огонь…» ..................................................140
«Как трудно уснуть этой
полночью тёмной…» ..........................................141
Кладка ...................................................................143
«Сентябрь, как сосновое семя…» ......................145
Тетрадь «Стихи последних лет»
«Свет сиреневый, розовый свет…» ....................148
«Были годы, да стали года…» ............................149
«Там, где травы примяты туманом…» ...............150
«Мне казалось, что я никогда не умру…» ..........151
Жизнь ....................................................................152
«На остановке ждал троллейбуса…» .................153
«Больничной палаты окно…» .............................154
«Ненастные нынче погоды…» ............................155
Тетрадь «Строки из папиросной пачки»
«Я жизнь не оставляю на потом…» ....................157
Признание .............................................................158
«Садилось солнце. Выжат за день…» ...............160
«Морозный полдень с чувством долга…» ..........162
«Как бондарь за работою играет…» ...................163
«Когда дождливо, и в кафе…» ............................164
«Ваша страсть из прошедшего века…» .............165
Возвращение на улицу детства ...........................166
Ошибка ................................................................. 168
Случай .................................................................. 169
Просьба ................................................................ 170
Тост ....................................................................... 171
«Там и сям скрипят ещё полозья…» ..................172
«Весенние красные воды…» ..............................173
«Моторка пролетит в тиши…» ............................173
«Бабочка оттаяла в тепле…» .............................174
Депутат Государственной думы ..........................175
Дельтапланерист ..................................................176
«Снегири прилетели…» .......................................177
Вьюнов Вячеслав Александрович
Подготовленно и отпечатано
в ООО «Книжное издательство «Поиск».
Подписано в печать 10.12.2012
Формат 60*84 1/32 . Бумага офсетная.
Гарнитура Franklin Gothic Medium
Усл. печ. л 5,58. Тираж 150. Заказ 17.
672000, г. Чита, ул. Ленина, 90                                      П О Э З  И И    Л Ё Г К О Е     П Л А М Я

                                                        Ч А С Т Ь      Т Р Е Т Ь Я

     ( С   17 -го по 23 -ий номер   журнала  «СЛОВО  ЗАБАЙКАЛЬЯ»     опубликована  вторая  часть   критических  статей,  состоящей   из   двадцати  двух  глав    о   забайкальской  поэзии  под   рубрикой  «Это  время   легковато  для  пера».   Первая  часть  из четырнадцати глав  под   этой  же  рубрикой   была  напечатана  в   газете  «Чита  литературная»,  предшественнице  журнала.   Третья  часть  начинает   выходить  под  рубрикой   с  новым  названием   «Поэзии  лёгкое  пламя»)

                                                     ГЛАВА     ПЕРВАЯ

    А  что  у  нас,  ребята,  в  рюкзаках?

    А  в  рюкзаках  у  нас  чёрте  те  что.  В  основном  парадоксы.  О  них  и  будем  говорить.                                                    

    Ритмически-зарифмованные  строки,  это  нематериальное  пространство,  которому  было  отдано   половину    жизни,  я  всегда  делил  на Поэзию  и  Непоэзию,  часто  называя  последнее   графоманством.  Делить-то  делил,  но  догадывался  о  неправомерности  такого  деления.  Потому  что  после   обязательного  юношеского  максимализма  начинаешь  понимать,  что  мир  намного  сложнее  и  многоцветнее,  чем  казалось  поначалу.

    Начались  эти  внутренние  колебания   ещё  в  школе  с  Николая  Алексеевича  Некрасова. 

    Когда  я  читаю:

Вот  парадный  подъезд.  По  торжественным  дням,

Одержимый  холопским  недугом,

Целый  город  с  каким-то  испугом

Подъезжает  к  заветным  дверям…

    То  понимаю,  что  передо  мной  классика,  передо  мной  замечательные  стихи,  и  в  то  же  время  понимаю,  что  к  поэзии  эти  строки   имеют   отдалённое   отношение.  Как    и  строки:

Однажды  в  студёную  зимнюю  пору

Я  из  лесу  вышел.  Был  сильный  мороз.

Гляжу,  поднимается  медленно  в  гору

Лошадка,  везущая  хворосту  воз…

      Парадокс!   -  стихотворения,  составляющие   классику  нашей  литературы,   не  всегда  являются   поэзией.

       Посмотрите  внимательно  на  слова  Гимна  Росси.  И  Гимна  СССР.  И  «Боже,  царя  храни…»   Разберите  по  строчкам  великую  песню,  от  которой  холодок  по  спине,   «Вставай,  страна  огромная, /  Вставай  на  смертный  бой…»  Проснитесь,  товарищи!  Покажите  мне  хоть  строчку  из  страны  Поэзия.  Если  бы  Сергей  Михалков  пришёл  на  наше  литобъединение  «Надежда»  со  словами  своего  Гимна,  его  бы  не  пустили  дальше  порога!   Гимн,  патриотическая  песня  -  это  отдельный  жанр,  который  не  допускает  до  себя  поэзии,  где  поэзия  исключается.  Гимн  и  патриотическая  песня  должна  воздействовать  на  человека  напрямую,  как  укол  в сердце.  

    Гимн, патриотическая  песня,  громкие стихи   это  для  стадионов,  парадных  залов,  красных  площадей.   А «Я  встретил  вас…»  -  это  для  настольной  лампы. 

    Чем  проще  и  примитивнее  слова,  тем  доходчивее  весь  текст.  Возьмите  тексты  гимнов  разных  стран,  о  чём  там?  Всё  о  том  же:  народ  велик,  народ  един,  народ  могуч  и  непобедим,  мирное  небо  над  ним,  много  пшеницы,  целые  поля  пшеницы,  или  кокосы,  или  бананы,  а  если  морская  страна,  то  океан  вокруг,  много  каракатиц,  рыбы,  крабов,  дружба  во  веки  веков,  кто  к нам  с  палицей  придёт,  тот  от  палицы  и  погибнет,  словом,  весь  необходимый  набор  заклинаний.  Что  поделать  -  такова  специфика  жанра!  Никуда  от  этого  не  денешься.  Всякая  поэтическая  строка  будет  выглядеть  здесь  чужеродно.   Чтобы  осмыслить  и  допустить  до  сердца  поэтический  образ,  требуется  какое-то  время,  какие-то  секунды,  что  никак  невозможно  при  восприятии  патриотических  строк – патриотические строки  через  мелодию  должны мгновенно  всасываться  в  кровь,  достигать  цели.  Патриотические  строчки  должны,  как  гвозди,  забиваться  с  одного  удара  и  -  по  самую  шляпку!

     Вот  почему  меня  ставят  в  тупик  тексты  авторов,  с  которыми  они  приходят  на  ( я  подчёркиваю)  поэтические   семинары,  тексты,  в  которых  прославляется,  восхваляется, возносится,  опатриотичивается  малая  и  большая  родина,  родной  закоулок,   знакомый   пенёк,  на  который  пописал  в  детстве  щенок.  Да  хорошие  это стихи,  хорошие!  Даже  отличные!  Вот  только  поэзии  там  нет.

      Только  не  надо  думать,  что  я  против  Гимнов,  патриотических  песен. Боже  упаси!  Наоборот.  Без  них  любое  государство  не  может  существовать.  Это  парадный  костюм  государственности  -  нарядный,  с  орденами,  галунами,  погонами,  аксельбантами.   А  поэзия  это  то,  что  под  костюмом,  что  ближе  к  телу,  на  что  ордена  не  наденешь.   Поэтому  к  парадным  строкам  не  надо   относиться  как  к  поэтическим  произведениям.  А  то  мне  уже  некуда  складывать  патриотические  стихи  о  Забайкалье,  в  которых  багул,  кот  манул,  сопки,  по  которым  ходят  Еропки,    реки  бурливые, забайкальцы  говорливые,  детские  годы  сопливые  -  несут  их  охапками.  Начинаешь  говорить  человеку  правду  -  он  обижается,  упрекает  меня  в  антипатриотизме.

     Есть  ещё  одна  категория  стихописцев,  которые  считают  своим  долгом  отзываться  кое-как  зарифмованными  строчками  на  любое  движение  власти.  Стоит  государству  сделать  какое-то  телодвижение,  чихнуть,  пукнуть  -  извольте  салфеточку,  то  бишь  стихотвореньице.  Начинаешь  объяснять  разницу  между  лакейством  и  поэзией  -   опять  тебя  обвиняют  в  антипатриотизме. Прямо  напасть  какая-то! Подробнее  о таких,  с  позволения  сказать,  стихах  скажу  в  следующей  главе  на  примере  типичного  представителя  салфеточной   поэзии  Виктора  Булыгина.

    Есть  ещё  одна  солидная  папка  стихотворений  -  любовные  страдания. Но  если  раньше  на  эту  тему  печалились  всё  больше  поэтессы,  то  теперь,  наверное,  по  причине  феминизации  общества,  такой  деликатной  работы  не  чураются  мужики.  Бесконечно  длинные,  тенорком,  на  одной  ноте  нескладушки  о  любви.  Никакой  любви  там  нет,  а  эти  самоделки  я  называю  вагинальными  стенаниями.  Вопли  и  стоны  на  эту  тему  способны  подточить  самый  совершенный  художественный вкус.  В   моём  тасейском  доме  весь  угол  завален  этим  добром,  не  могу  смотреть,  мимо  прохожу  -  отворачиваюсь. 

    Вот  стихотворения  Ивана  Гладких  из  книги  «Откровение»,  учителя  из  Могойтуя,  в  моих  глазах  при  жизни  ставшим  окололитературным  классиком.

           ***

Я  к  дамам  проявляю  интерес.

На  первых  встречах  было  всё   нескладно,

Но  в  личной  жизни  наступил  прогресс.

Обидно  мне  за  прошлое.  Да  ладно…

Я  снова  проявляю  интерес

К  той  милой  даме,  что  сидит  напротив.

Я  уходить  не  буду  -  наотрез!

Свою  судьбу  нигде  не  опорочив.

И  вот  она  заметила  мой  взгляд,

Я  на  неё   давно  смотрел  украдкой, -

Помаду  вдруг  достала  наугад,

Поправила  на  голове  укладку.

На  столик  отвела  свой  томный  взгляд,

Достала  зажигалку  сигареты,

Откинулась  немножечко  назад,

Грудь  видно,  спасибо  ей  за  это.

Я  подошёл,  завёл  беседу  с  ней,

Узнал,  что  у   неё своя  квартира,

Картина  мне  становится  ясней.

Я  вижу  у  неё  кулон  с  сапфиром.

Всё  решено,  сейчас  мы  едем  к  ней.

И   шоколад,  шампанское  с собою.

Пока  не  погасил  город  огней,

Мы  занимались  лишь  одной  любовью.

А  утром  тихо  встал  я  и  ушёл,

Хоть  я  мог  остаться  на  неделю.

Во  мне  какой-то  сдвиг  произошёл,

В  который  до  сих  пор  совсем  не  верю.

Не  знала  ты,  что  я  был  честный  вор

И  ничего  не  взял  в  твоей  квартире.

Тебя  я  вспоминаю  до  сих  пор.

И ласковей  не  видел  в  этом  мире.

                      ---

  Или  вот:

             ***

Я  молча  шёл  по  пыльной  мостовой

И  видел  я  прохожих  и  фонтаны.

А  тень  моя качалась  над  водой,

Мне  грезились  красивые  путаны.

Мне  дал  начальник  предпоследний  шанс,

И  вот  уже  с  майданом  я  на  воле.

А  вечером  раскину  я  пасьянс

И  друга  Петьку  приглашу  я  в  долю.

И  зазвенит  хрусталь  по  вечерам,

Встретимся  мы  с  ним  в  ресторане.

Как  всегда,  мы  пьём  за  милых  дам.

И  денежки  пока  шуршат  в  кармане.

Так  я  шёл  по тихой  мостовой,

Постоянно  думая  о  друге,

Кореш  до  доски  он  гробовой,

 Мне  сказал,  что  едет  он  к подруге.

Я  в  кармане  адрес  разыскал,

И  повёз  такси  меня    в  тот вечер.

Но  ещё  тогда  всего  не  знал,

Что  я буду  гладить  твои  плечи.

Не  было  там  друга  моего.

И  ответить  мне  на  это  сложно:

Не  ждала  ты,  в  общем-то,  его,

Адрес  дал  он  мне,  конечно,  ложный.

Час  вечерний  за  окном  настал.

Сварены  котлеты и  капуста.

Я  за  этот  день  совсем  устал,

И  в  моём  желудке  было  пусто.

Я  хотел  уехать,  но  не  мог,

Сзади  ты  меня  сама  обнЯла.

Снова  я  ступил  за  твой  порог,

И  с  кровати  снято  одеяло.

Я  не  знал,  что  можно  так  любить,

И  что  есть  счастливые  мгновенья.

Не  могу  я  это  всё  забыть.

Друг  не  знает  это,  к  сожаленью.

Я  сравнил  и  в  профиль,  и  в  анфас,

Разглядел  и  спереди,  и  сзади.

Мой  вечерний  пыл  уже  угас,

Утром  я  ушёл  от …  этой … Нади.

                     ---

   (вольное  отношение  к  русскому  языку  сохранил  в  авторском  понимании).  

    Даже  затрудняюсь  сказать,  чего  здесь  больше:  пошлости,  безвкусия  или  безграмотности.  Но  поэтического  таланта  нет  -  это  уже  точно.

   Конечно,  и  дон  Жуан  занимался  не  богоугодным  делом  -  совращал  замужних  и  не  очень  замужних  дам.  Но  как!  Главное  не  что  делал,  а  как  делал!  Но  ещё  главнее,  как  об  этом  сказать .  Ведь  и  у  Пушкина  добрая  треть  стихотворений  написана  об  ЭТОМ.   

      И  вся  эта  кое-как  зарифмованная  ахинея  напечатана  и  выпущена книгой   в  500  экземпляров.  И  эти  книги  стоят  в  библиотеках!

      Не   всё,  зарифмованное  и   написанное  в  столбик,   является  поэзией.

      Что  такое  «Поэзия»  -  такого  определения  я  не нашёл  ни  в  одном  словаре,  всюду  общие  ничего  не  объясняющие  слова.  Пожалуй,  ближе  и  точнее  сказал  Дмитрий  Благой.  Его  определение  состоит  из  огромнейшего  оборота,  в  котором   несколько  раз  встречается  слово  «волшебство»  и  его  производные,  что  окончательно  запутывает  вопрос  -  теперь  надо  искать,  что же  такое  «волшебство».  Очень  точно  об  этом  сказала  поэтесса  Ольга  Коваленко,  хотя  имела  она  в  виду  обыкновенный  ручей. 

Вода  золотисто-прозрачна  в  протоке:

На  листьях  упавших  она  настоялась.

Ключей-невидимок  упругие  токи

Воронки  упругие  крутят,   свиваясь.

Полшага  -  и  сразу  иная  картина.

Подводное  царство  на  ветках  корявых.

Зелёная  и  рыжеватая  тина,

Колышутся  лентами  узкие  травы.

А  на  перекатах  вода  говорлива,

Ярки,  разноцветны  промытые  камни.

Возьмёшь  на  ладонь  их  -  они  торопливо

Обсохнут…

И нет  в  них  ни  жизни,  ни  тайны.

   Так  вот,  обсохшие  камни  на  ладони  -  это  стихотворения.  А  камни  в  ручье  -  это  поэзия.  Казалось  бы,  те  же  самые камни…

    Наши  разговоры  с  Михаилом  Евсеевичем  Вишняковым,  о  чём  бы  мы  не  говорили,  часто  сводились  к  теме  «поэзия  и  непоэзия».  Человек  жёсткий  и  бескомпромисный   в  иных  вопросах,  «непоэзию»  он  называл  деликатно  «добротными  стихами».

     Долгие  годы    это  оставалось  моей  болевой  точкой.

   Сделаю   отступление.

   Наша  Вселенная  на  девяносто  процентов  состоит  из  вещества,  которое  невидимо,  пока  непознаваемо  и  не  имеет  названия.  А  все  звёзды,  планеты,  туманности,  астероиды  -  ничтожная  часть  всей  Вселенной.  Примерно  то  же  самое  обстоит  и  в  поэзии.  Наберусь  смелости  сказать,  что  всё,  написанное  в  рифму  и  столбик,  также  на  девяносто  процентов  состоит  из  стихосложенного  вещества,  которое  к  поэзии  не  имеет  отношения. Поэзия  -  вообще  явление  редкое.   Даже  у  большого  поэта  поэзия  случается  не  каждый  день,  не  в  каждом  стихотворении.   Это  как    рудник:  есть  золотоносный  песок,  которого  тонны,  а  вот  самородки  -  дело  штучное,  считаются  на  пальцах.

  По  насыщенности  поэтического  вещества  (Александр  Гордеев)  на  стихотворение  я  выделяю  трёх  поэтов  -  Николай  Заболоцкий,  Борис  Пастернак  и  Иосиф  Бродский.  У  них  почти  нет  проходных  строк.  А  если  и  есть  где-то  невзрачная  строка,  то  всё  равно за  ней стоит   скрытая  метафора.

     Поэта  от  непоэта  всегда  можно  отличить  -  даже  не  по  стихам  -  по  внутреннему  мироустройству:  непоэт  думает  о  вещном,  поэта  волнует  сущное.   При  этом  непоэт  может  иметь  академическое  образование  и  десяток  изданных  сборников,  быть  лауреатом  множества  литературных  премий,  заседать  в  жюри  и  президиумах,   а  поэт  быть  полуграмотным  чабаном  с  дальней  стоянки,  который  за  жизнь  не  прочитал  ни одного  стихотворения.

   К  счастью,  нам  не  дано  знать  общий  замысел  Создателя -  одной  жизни  для  этого  маловато,  да  и  десятка  не  хватит.  Опять  же,  к  счастью,  мы  не  можем  воспользоваться  чужим  опытом.  Я  говорю  о  смысле  жизни.  Но! -  но поэту  ( как  и  музыканту,  художнику,  философу,  религиозному  деятелю)  дана  сладкая  мука  догадываться  об  этом.  Вот  об  этой  догадке  поэт  и  пишет  всю  жизнь,  даже  если  он  пишет  о  гвозде  в стене,  осенних  листьях,   безответной  или  ответной  любви,  рваных  сапогах,  хрипящей  пластинке,  заброшенной  деревне…

    Непоэт  пишет  о  вещах  очень  больших  и  значительных  -  о  мире  и  войне,  международном  положении,  патриотизме,  Олимпиаде,  пожарах,  наводнениях  и  опять  же  о  любви  -  куда  же  без  неё!  -  и  это  нужные  стихи,  но  к  поэзии  они  никакого  отношения  не  имеют.

                                                                   ************

    На  одном  поэтическом  семинаре  мы  говорили  о  стихах  Чепченко  Веры  и  Ушаковой  Вероники.  У  начинающих  одни  и  те  же  ошибки  -  нравоучительство  ( это  в  двадцать-то  лет!)  и  длинноты.  Автор,  не  зная  чувства  меры  вяжет и  вяжет  стихотворение,  уже  и  говорить-то  уже  не  о  чём,  нет,  он  всё  кормит  и  кормит  читателя  своими  строчками.  Прямо  демъянова  уха  какая-то!

       Есть  ещё  одна  особенность,  она  присуща  почти  всем  молодым  -  каботажность.  На  семинаре  «Забайкальской  осени  -  2015»  я  ввёл  в  оборот  термин  «каботажноя  поэзия».  Это  когда  автор  боится  отойти  далеко  от  берега,  берег  всегда  на  виду,  под  ним  мелко,  водичка  тёплая,  плавание  безопасное,  одно  удовольствие!  Правда,  никаких  новых  земель  ты  не  откроешь.  Значит,  вся  эта писанина  лишена  смысла  -  только  в  семейный  альбом.

   Молодёжное  крыло  забайкальской  литературы  за  редким  исключением  это  каботажная   поэзия.

   А  есть  и  обратные  примеры,  о  них  буду  говорить  позже,  это  когда  автор  вроде  бы  собирается  в  дальнее  плавание,  надеется  открыть  новые  земли,    надевает  ботфорты,  забивает  трюмы  провиантом  по  ватерлинию:  сухари,  крупы,  солонина. Но  перегруженный  корабль  опять  же  не  может  далеко  отойти  от  берега.

    Поэзия   не  должна  пахнуть   колбасой!

    Если  чем  и пахнуть,  то  ромом.  И  то  -  немного.

   Часто  автор  пишет  о  том,  чего  не  знает.  Примеров  таких  не  счесть,  вот  один  из  Веры  Чепченко:  «Запах  слив  разносится  в  ночи,  Середина  августа  минула,  В  стаи  собираются  грачи,  НА  юг  -  кормиться  потянуло».  Мало  того,  здесь  из  разных  размеров  сборная  солянка,  но  -  о  грачах.  Грачи,  Вера,  улетают  не  в августе,  а  в  октябре,  числа  этак  пятнадцатого.  А  перед  отлётом  они  действительно  собираются  в  стаи.  В  этом  году  я  насчитал  63  птицы,  сидели  на  проводах.

   Едем  дальше.  Писатели  -  поэты  и  прозаики  действительно  вводят  новые  слова,  которые  образуют  согласно  законам  русского  языка.  Мотыляй, авоська, юнь, иногда  возвращают  к  жизни   забытые  формы  -  музЫка,  облак ( в 19 веке  слово  облако  имело  равнозначный  вариант  в  мужском  роде,  часто  встречается  у  Тютчева.  Наш  современник,  замечательный  лирик  Владимир  Соколов  в  стихотворении  …….. Видишь,  за  облак  барашковый, /Тая,  зашёл  наконец,  /Твой  васильковый,  ромашковый , / неповторимый  венец». Мой  друг,  Юрий  Зафесов,  сибиряк,  теперь  живёт  в  Крыму,  ходит  по  коктебельской   халцедоновой  гальке,  написал:

Голосистый  умный  птах

прозябает  у  межи …

И  это  звучит  грамотно,  по-русски,  не  коробит  слух.  Новые   формы,  если  они  образованы  в  согласии  с  законами  языка,   входят   в  нашу  речь  органично,  никаких  нареканий  не  вызывают. Это  -  от  языковой  культуры.  А  вот  что  происходит  от  языковой  безграмотности:

От  того  что  проблемы  насущные

В  горле  рыбьей  застряли  костёй,

Голоса,  некогда  звучные

Осипли,  а  виски  поросли  сединой.

Так  вся  жизнь  в  бесконечной  погоне,

В  суете,  заботах,  делах.

Как  в  мыло  загнанные  кони,

Хрипим  у  себя  в  стоялах.

    «Костёй» -  нет  такого  слова,  если  уж  придерживаться  законов  русского  языка,  то  следовало  сказать  КОСТЬЁЙ,  хотя  хрен  редьки  не  слаще.  Сказать  надо  было  проще  и  понятней  -  КОСТЬЮ,  но  костью  не  рифмуется  со  словом  СЕДИНОЙ. Однако  это  не  повод  выламывать  ни  в  чём  не  повинному  слову  руки-ноги.

    И  «СТОЯЛАХ»  -  так  не  говорят,  говорят  в  стойлах.

   Иногда  поэты  намеренно  используют  несуществующие  глагольные  формы,  но  делают  это  тонко,  с  юмором.

«А стрелок: "Да это что за награда?!

Мне бы выпить портвейну бадью...

А принцессы мне и даром не надо -

Чуду-юду я и так победю..."..

 (Высоцкий.  Про  Дикого  Вепря).

     Или:

«Я  к  водопою  скот  веду

И  в  чистый  хлев  потом.

Шагаю  и  дудю  в  дуду,

И  щёлкаю  кнутом. …»     (Александр  Рубан,  «Песенка  Авеля»)

   В  стихах  автора  должно  быть  больше,  чем  во  мне,  читателе  -  тогда  они  мне  интересны. Это  как  два  сообщающихся  сосуда,  поэтическое  вещество  перетекает  в  меня,  я  становлюсь  богаче.

     «Происхождение  отдельных  стихотворений  таинственно  схоже  с  происхождением  живых  организмов.  Душа  поэта  получает  толчок  из  внешнего  мира,  иногда  в  незабываемо  яркий  миг,  иногда  смутно,  как  зачатье  во  сне,  и  долго  приходится  вынашивать  зародыш  будущего  творениям,  прислушиваясь  к  робким  движениям  ещё  не  окрепшей  новой  жизни.  Всё  действует  на  ход  её  развития  -  и  косой  луч  Луны,   и  внезапно  услышанная  мелодия,  и  прочитанная  книга,  и  запах  цветка.  Всё  определяет  её  будущую  судьбу.  Древние  уважали  молчащего  поэта,   как  уважают  женщину,  готовящуюся  стать  матерью. 

      Наконец,  в  муках,  схожих  с  муками  деторождения  (об  этом  говорит  и  Тургенев),  появляется  стихотворение.  Благо  ему,  если  в  момент  его  появления  поэт  не  был  увлечён  какими-нибудь  посторонними  искусству  соображениями,  если,  кроткий  как  голубь,  он  стремился  передать  уже  выношенное,  готовое,  и,  мудрый  как  змей,  старался  заключить  всё  это  в  совершенную  форму.  Такое  стихотворение  может  жить  века,  переходя  от  временного  забвения  к   новой  славе,  и,  даже  умерев,  подобно  царю  Соломону,  долго  ещё  будет  внушать  священный  трепет  людям.  Такова  «Илиада»…

    Но  есть  стихотворения  невыношенные,  в  которых  вокруг  первоначального  впечатления  не  успели  наслоиться  другие;  есть  и  такие,  в  которых,  наоборот,  подробности  затемняют  основную  тему:  они  -  калеки  в  мире  образов,  и  совершенство  отдельных  их  частей  не  радует,  а  скорее  печалит,  как  прекрасные  глаза  горбунов.  Мы  многим  обязаны  горбунам,  они  рассказывают  нам  удивительные  вещи,  но  иногда  с  такой  тоской  мечтаешь  о  стройных  юношах  Спарты,  что  не  жалеешь  их  слабых  братьев   и  сестёр,  осуждённым  суровым  законом.  Этого  хочет  Аполлон,  немного  страшный,  жестокий,  но  безумно  красивый  бог».  (Николай  Гумилёв,   «Письма  о  русской  поэзии»).

   Если автор  пишет:  «Всё  старо  как  мир,  как  боги,  как  жар  и  дым  костра,  все  печали  и  невзгоды,  смех  и  радость  бытия»,  я  отложу  в  сторону  эти  корявые  самодельные  строчки  и  уже  никогда  к  ним  не  прикоснусь. А  лучше  возьму  Омара  Хайяма,  хотя  пишет  он  о  том  же.

   Настоящее  стихотворение  никогда  не  может  быть  разгадано,  потому  что  в  нём  поэзия.  А  поэзия  -  это  тайна,  тайна  всегда  притягивает,  это  губительная  страсть,  она  тебя  не отпускает,  держит,  охота  смотреть  и  смотреть:    огонь,   вода,  пропасть,  женщина,   поэзия  -  эти   стихии  сделаны  из   одного  материала  -   из  тайны.  Часто   в  этой  тайне   -  гибель.

   Но  когда  читаешь  строки  ни  о  чём,  а  потом  спрашиваешь  автора,  что  же  он  хотел  этим  сказать,  а  в  ответ  слышишь  одни  бэканья  да  мэканья,  то  отчётливо   видишь,  как  всё  происходило.

    У  автора  выдалось  свободное  время,  он  взял  ручку,  расстелил  перед  собой  бумагу -  побольше  бумаги! -  чтобы  побольше  написать,  и  задумался.  Вот  он  грызёт  пластмассовую  ручку  и  думает:  об  чём  бы  этаком  бы мне  бы  понаписать. А  писать  не  о  чём.  Но  вот  взгляд  его  останавливается  на  облачке  (вовремя  подвернулось!)  Пишем  про  облако.  Грызём  дальше.  Осталась  половина  ручки.  Берём  другую.  Ура!  -  взошла  луна,  -  пишем  о  луне;  так,  на  что  же  она  похожа,  мать  её!   -   а  похожа  она  на  мандариновую  дольку,  на  лимонную   дольку,  на  ломтик  сыра,  кстати,  о  сыре,  надо сходить  к  холодильнику,  то  как-то  не  пишутся  стихи  на  голодный  желудок. А  ручку  грызи,  не  грызи – проку мало.  После  холодильника  дело  пошло  веселее,  можно  идти  творить  дальше,  точнее – дотваривать.  А  вот  и  стихотворение  готово  -  ни  дня  без  строчки!  Хотя,  думаю,  лучше  было  бы  использовать  это  время  иначе  -  помыть  полы,  прочитать  умную  книгу,  сходить  в  театр.

    Так  писать  стихи,  всё  равно  как  жить с  нелюбимой  женой:  и  тошно,  а  надо.

   Некоторые  стихи  пишутся  от   любовного  томления,  любовный  возрастной  токсикоз  плющит  затылок.  Вот  и  пишутся  невнятные  строки,  разбухшие  от  желания.

    Много  строк,  основная  стихомасса  (Монахов)  от  безответной  любви,  от  брошенной  и  заброшенной  любви.  Это  самые  зубодробительные  стихи,  они  ноются  на  одной  ноте  бесконечно  долго,  конца  и краю  не  видно. В  советское  время  был  такой  грузовичок  ГАЗ-51,  коробка  скоростей  у  него  устроена  таким  способом,  что  на  первой  передаче  он  начинает  ныть  с  подвывом,  выражая  всю  вселенскую  печаль:  начинают  подвывать  собаки,  вся  округа  впадает  в  тоску,  а  мужики  в  запой.  Примерно такое  же  действие  производят  стихотворные  строки  о  несчастной  любви,  написанные  юными   авторицами.

    А  вообще-то  стихи,  если  говорить  о  поэзии,  не  пишутся.  Они  записываются.  Потому  что  они  уже  существуют  в  пространстве,  в  энергетическом  поле  земли.  Они  -  явление  природы.  Как  река,  водопады,  скалы,  горы,  долины,  цветок  иван-чая,  ласточка,  пчела.  Их  нельзя  улучшить  или  ухудшить.  Их  надо   взять,  вычленить  из   пространства,  которое  всё   пронизано  стихами.  Взять   и  записать.  Ты   берешь  лишь  те   стихи,  которые  настроены   на  тебя.  Чужое   стихотворение  к  тебе   не придёт.  А  если   стихотворение  корявое,  грязное,   то  оно  всего    лишь  является  отражением   твоей  души.  Не   более!

  Мы  часто  говорили  об  этом  с  моими  друзьями и  знакомыми,  разумеется,  тоже  людьми  пишущими.  Об  этом  написано  практически  у  всех  больших  поэтов.  По  сути,  всё  происходит  очень  похоже.  Всё  начинается  с  предчувствия:  дня  за  два  начинаешь  испытывать  тревогу,  но  тревогу  не  от  опасности,  а от  ожидания,  словно  кто-то  очень  дорогой  придёт  к  тебе  в  гости;  за  день  уже  не находишь  себе  места,  не  идёт  сон.  Ты  -  сплошное  ожидание.  И  вот  к  тебе  опускается  стихотворение.  Оно  ещё  всё  разорвано,  сплошные  куски,  которые  тебе  надо  срастить  своим  душевным  теплом.  Ты  ещё  не  знаешь,  о  чём  это  стихотворение,  появилась  первая  строчка,  ты  не  имеешь  понятия,  какая  будет  вторая,  чем  закончится  строфа  и  всё  стихотворение.  Главное,  успеть  на  этой  волне  возбуждения  записать,  чтобы  не вспугнули,  не  помешали.  Проходит  час-два,  это  настроение  уходит,  и  оно  уже  больше  НИКОГДА  не  вернётся.  Будет  другое,  это  -  нет!  Случается,  стихотворение  записано,  но  одна  строчка  выпала.  В  этом  случае  я  откладываю  стихотворение,  и начинает  свою  невидимую  работу  мозг: ты  думаешь  об  этой  потерянной  строке  вторым,  третьим  планом,  но  думаешь  всегда,  мозг  работает  день  и ночь.  Иногда,  если  повезёт,  на  эту строку  уходит  мало  времени  -  год  или  два.  Но  чаще  всего  меньше  десятка   лет  не  бывает.

   Раз  уж  заговорил  о  поэтической  кухне,  куда  посторонним  вход  строго  запрещён,  скажу  ещё  одну  вещь.  Опытные  поэты  умеют  вызывать  в  себе  это  настроение,  умеют  самовозбуждать  себя.  Надо  найти  катализатор,  спусковой  крючок:  кому-то  надо  влюбиться,  кому-то  напиться,  кому-то  подраться,  кому-то  ввязаться  в  ссору,  кому-то  начитаться  хороших  стихов,  кому-то  прочитать  справочник  по  электрооборудованию,  кому-то  побыть  одному,  кому-то  уйти  в  трехдневный  запой,  кому-то  сходить  в  парную,  кому-то  долго  смотреть  на  воду  или  огонь,  или  звёзды  ( Эти  и  многие  другие  приёмы  использовали  поэты  прежних  времён,  используют  их  и  мои  знакомые ) .  У  каждого  свои  секреты.  Свои  секреты  и  у  меня,  только  не  думаете  же  вы,  что  я  их  прямо  вот  так  сейчас  открою.   

   Дальше  всё  происходит  примерно  так,  как  я  описал  выше.

    Случается,  поэты  сочиняют  стихотворения  -  на  какую-то  тему,  на  какое-то  событие.  Они  сделаны  профессионально,  как  говаривал  Михаил  Евсеевич,  «добротные  стихи»,  но  чувствующий  поэзию  человек  их  сразу  определит:  так  белка  безошибочно  определяет  пустой  орех;  стихи  эти  пусты  внутри,  в  них  нет  поэзии,  они  не  спустились  с  неба,  они  сочинились.

    Почти  все  стихотворения,  по  крайней  мере  процентов  на девяносто,  напечатанные  в  наших  толстых  и  тонких  журналах,  изданные  в  сборниках  имеют  одно  происхождения  -  от  сочинительства.  Это  факт,  к  которому  надо  относиться  спокойно  -  поэзии  не  должно  быть  много;  если  бы  золото  валялось  под  ногами  и  его  раскатывали  вместо  асфальта,  оно  не  имело  бы  никакой  цены.

   Вера  Чепченко  принесла  на  семинар  рукопись  из  двадцати  стихотворений.  Конечно,  говорить  о  том,  чего  нет  -  о  поэзии  -  мы не  будем,  но  одно  стихотворение  у  Веры  получилось.  Одно  из  двадцати  -  это отличный  результат!  Вот  оно:

Печально-прекрасная,

Жёлто-красная,

Отчаянно-смелая,

Чёрно-серая,

Скованно-грязная,

Огненно-красная,

Слякотно-туманная,

Душисто-прянная,

Узорно-фигурная,

Блёкло-лазурная,

Жалко  не  длинная

Осень  дивная.

(Орфография  и  пунктуация  авторские).

    Вероника  Ушакова  приехала  на  семинар  на  грузовичке  ГАЗ-51  на  первой  скорости.  И  привезла  в  кузове  тридцать  одно  стихотворение.  Они  так  и  стоят  пронумерованные от 1  до  31.  И  это  правильно,  потому  что  они  ничем  не  отличаются  одно  от  другого,  как  шарики  в  подшипнике.  Здесь  очень  распространённый  случай  -  безответная  любовь. Была  любовь,  наступило  расставание.  Свою  боль  и  обиду  Вероника  перекладывает  на  читателя,  ей  действительно  становится  легче.  А  каково  читателю?  Кроме  невозможной  затянутости,  стихи  написаны  на одной  ноте,  читать  это  невозможно.

        Кстати,  о  длиннотах.

        Вот  стихотворение  № 6,   состоящее  из  48  строк.  Выбрал  четыре   строки,  по  сути  это  готовое  стихотворение,  больше  там  не  о  чём  говорить:

По  тёмным  улицам  ходили  той  зимой,

Счастливые,  замёрзшие,  продрогшие,

Мне  снег  напоминает  -  ты  был  мой,

И  было  время  проведённое  -  хорошим.

    Остальные  сорок  четыре  строки  лишние.

  Есть  в  рукописи  тоже  длинное  (коротких  нет) стихотворение,  процитирую   из  него  несколько  строк:

Почему  люди  верят,  что  птицы,

Улетая,  на  части  не  бьются,

Что  они  не  забудут  границы,

И  обратно,  сюда  же,  вернуться. 

Что  за  зиму  они  не  остынут,

К  тем  местам,  откуда  летели,

И обратно,  когда ветер  в  спину,

Возвратятся  туда  же  в апреле.

Почему  бы  всё  тем  же  птицам,

Не  найти  себе  лучшее  место.

(Пунктуация  авторская).

   На  основе  этих  строк  можно  написать  стихотворение,  правда,  сначала  надо  разобраться  с  запятыми.  Вообще-то  это  касается  всех  начинающих:  если  с  орфографией  ещё  туда-сюда,  то  с  пунктуацией  -  тьма  египетская

   Поэт  -  камертон.  Струны  его  души  всегда  должны  быть  натянуты;  как  мышь  или  лягушка  предчувствуют  землетрясение,  так  и поэт  должен  чувствовать   время,  его  запросы.  Сейчас  я  говорю  о  форме.  Время  сжимается,  жизнь  убыстрилась,  события  на  планете  сменяются  калейдоскопно,  планета   несётся  с  такой  скоростью,  что  её  заносит  на  поворотах  и  свистит  в  ушах,  шапка  слетает.   В  литературе  тоже  нужна  скорость,  сжатость,  краткость,  не  пишут  в  наше  время  баллад,  од,  не  стало  поэм,  романы  -  редкость.  Короткие  стихи,  рассказы,  миниатюры.  Длинноты  не  вписываются  в  современные  литературные  формы.  Кроме  того,  что  они  скучны,  они  ещё  несовременны.

    Большой  роман  Александра  Гордеева  «Жизнь  волшебника»  остался  незамеченным  критиками   и читателями  не  в  силу  его  художественной  ненаполненности  или  некачественности.  Как  раз  наоборот,  работа  проделана  титаническая,  многолетняя,  и  роман  получился,  но…но!  -  объём.  Александр  не  угадал  с формой,  огромной,  неповоротливой,  которая  была  востребована  ещё  тридцать  лет  назад  и  которая  оказалась  на  обочине  литературной  жизни  сегодня.

      Стихи  -  продукт  скоропортящийся.  Была  война,  отболело,  забылось.  Боль  гражданской  войны  уже  не  такая  острая,  не  бритва.  Война 1812 года  это  уже  нечто  абстрактное,  слишком  далеко  от   нас отстоят  события.  А  вот  стихотворения,  написанное  примерно  в  то  же  время,  о  цветке  между  страницами  книги  вечно.  Стихи  -  продукт   скоропортящийся,  поэзия  вечна.  Насколько  вообще  в  этом  мире  что-то  может  быть  вечно.

   Насколько  у  балерин  жилистые  и  твёрдые  ноги,  поелику  это  рабочий  инструмент,  который  всегда  в  движении,  настолько  у  поэта  всегда  должна  быть  обнажена  душа.  Живая  и  чуткая  душа  -  инструмент  поэта.  Если  она  стала зарастать  шерстью,  заплывать  жирком  -  иди  на  биржу  труда,  ищи  другую  работу.

                                                        ГЛАВА   ДВАДЦАТЬ   ВТОРАЯ

   Несколько  слов  хочу  сказать  о  кругозоре  писателя.

   Немного  статистики.  Словарь  российского  человека  с  высшим  образованием   в  среднем  состоит  из  трёх-четырёх  тысяч  слов.  Словарь  писателя  богаче  и  может  достигать  шести-семи  тысяч.  Александр  Сергеевич  Пушкин  использовал  двенадцать  тысяч  слов.  Но  рекорд  принадлежит  Иосифу  Бродскому  - в  арсенале  писателя   критики  насчитали  девятнадцать  тысяч  слов.  Напомню,   «Толковый  словарь  живого  великорусского  языка»  Владимира  Ивановича  Даля  содержит  почти  240000  слов  и  статей.

    Мне  по  душе,  когда  поэт  знает  и  называет  жизнь  в  её  малых  деталях.  И  если  речь  идёт  о  птичках,  то  они  называются:

Мы  кошку  не  пускаем  за  порог:

по  всей  усадьбе,  цвенькая,  гнездятся

лазоревки,  зарнички,  корольки.  

                 ( Михаил  Вишняков ).

     А  если  поэт  смотрит  на  звёзды,  то  он  знает  их  по  именам:

                    ***            

 Темный двор охвачен мертвой спячкою,

 В сумочке – огарочек свечной.

 Я шагаю с маленькой собачкою

 По прохладной улочке ночной.

 У пустых витрин – глаза стеклянные,

 Мы идти стараемся скорей.

 И повсюду нам навстречу – пьяные

 В бледном свете редких фонарей.

 А у нас оскала нет бульдожьего,

 Мертвой хватки, яростных когтей.

 Мы боимся каждого прохожего,

 Хулиганов, психов и чертей.

 Звуки диалога подзаборного

 То и дело наполняют мир.

 Но следят за нами с неба черного

 Вега, Таразед и Альтаир.

 Милые, далекие и ясные,

 Шлют они благословенный свет,

 И звучат названья их прекрасные,

 Словно заклинание от бед.

 Тихо гаснет огонек за шторою,

 Но не нужно тьмы страшиться нам –

 Мы идем под звездами, которые

 Я могу назвать по именам.

            ( Вика  Измайлова ).

   А  если  поэт  идёт  цветущим  лугом,  то  под  ноги  ему  ложится  не  просто  трава,  не  просто  цветы,  а вязиль,  кашка, жарки,  полынь,  пырей,  вострец, ковыль,  богородская  травка,  тысячелистник,  саранка…

    А  если  он  подходит  к  скале  или  берет  в  руки камень,  то  это  не  просто  камень,  но  -  гранит,  базальт,   известняк…

     А  если  в  ожерелье  или  перстне  красавицы  сверкает  камень,  то  это  не  просто  драгоценный  камень,  но  -  топаз,  рубин,  изумруд,  бриллиант…

        Природа  предусмотрительно  позаботилась  о  самых  ценных  своих  резервах  -  она  их  скрыла  подальше  от  глаз  человека.  Чем  ценнее  эти  ресурсы,  тем  глубже она  их  спрятала,  тем  труднее  их  добыть.  Наверху  -  что  попроще:  дерево,  песок,  гравий,  галька, глина.  Поглубже - уголь.  Ещё  глубже   -  нефть,  газ.  Потом  -  золото,  уран.  Стихи  -  это  те  же  ресурсы,  энергетические,  духовные.  Их  не  сочиняют,  их  добывают,  видят,  чувствуют,  берут  и  записывают.  И  доносят  до  людей. Недаром  Владимир  Владимирович  сказал  «Тысячи  тонн словесной  руды  единого  слова  ради»,  а  он  знал  толк  в  поэзии,  и  сравнение  это  не  случайно.  Вообще  у  больших  поэтов  не  бывает  ничего  случайного.   Поэты  не  ошибаются. 

      Людей,  кто  добывает  стихи,  называют  поэтами.  Их  кратно  меньше  людей,  добывающих  золото  и  уран.  Потому  что  в   стихах  уже  содержится   оформленная  и  обогащённая   энергия.  И  энергия  эта  отлита  в  готовую  форму.   Возможности  этой  энергии  необычайно  велики. Она  может  быть  разрушительной,  может  быть  и  созидательной.

     Поэт  Борис  Макаров  как-то  рассказал  мне  одну  историю.  Получил  он  однажды  письмо  от  незнакомой  женщины,  обратный  адрес  -  Могзон.  Женщина  эта  благодарила  Бориса  за  стихотворение,  которое  изменило  её  жизнь.  Сама  она  детдомовская,  откуда-то  из-за  Урала.  Закончила  педучилище,  работала  в  школе.  Полюбила  десятиклассника  из  своей  школы.  Взаимность.   Его  родные  и  коллектив  школы  -  против.  Потом  несчастный  случай,  он  погибает. Оставаться  ей  нельзя,  ехать  некуда  и  не  к  кому.  Едет  она  на  край  света,  куда  глаза  глядят,  на  какую-нибудь  стройку,  учителя  начальных  классов  везде  нужны.  В  Читинской  области  на  какой-то  станции  покупает  на перроне  газетный  кулёк  с  голубикой.  Стоит  у  окна,  ест  голубику  и  плачет.  И  сквозь  радужные  слёзы  видит  стихотворение  на  этом  клочке  газеты.  Читает  его  раз,  два…  и  Уже другими  глазами  смотрит  вокруг  -  на  эти  перелески,  сопки,  речки,  что  остаются  за  вагонным  окном.

   На  следующей  станции  она  сошла  с  поезда.  И  осталась.  И  работа  нашлась.  И  встретился  человек.  И  случилась  любовь.   Дети.  Семья.  И  это  письмо,  в  котором  она  кланяется  поэту  за  нужные  в  те  минуты  для  слова,  которые  изменили  её  жизнь. 

Нам  не  дано  предугадать…

     Может  быть,  у  меня  давно  опустились  бы  руки  (я говорю  о  поэтических  семинарах), но  иногда  понимаешь,  что  вся  эта  работа  не  зря.  Это  когда  семинаристы  приносят  новые  стихотворения,  которые  на  порядок  выше  прежних,  когда  уже  нет  старых  ошибок.

     Марина  Мыльникова,  о  стихах  которой  мы  уже  говорили  и  которая  последние  годы  постоянно  посещала  наши  поэтические  семинары,  показала  новую  рукопись.  Осталось  лишь  порадоваться  за  неё.

                        Пора
                          осенняя крылата...
                                                                Регине Мыльниковой

Краснела черемуха сверху,

Морозец  украсил ее,

На первую вышло примерку

Багряного  цвета  шитье.

А  после  запунцевела,

И  это  был  брачный  наряд,

Боярышник,  яркий  и  спелый,

Посватался  к  ней, говорят.

Он  в  пару  ей  слыл  красотою,

Боярские  платья  носил,

Всем  сердцем,  со  всей   остротою

Невесту  свою  полюбил.

*****************************************

Счастливая осень

                     (Дилогия)

    1

   Коричневая, золотая,

   Летит осенних  листьев  стая,

   На  грудь  земли  ложась, шурша.        

   Грустит,  взметается  душа...

                …Ковры  парчовые  листвы

                Снега  закроют, как  страницы,

                До синих  взглядов  сон-травы

                В пушистых  сереньких  ресницах.

И возродится  мир,  восторжен,       

И будет музыка  греметь,

И вспомнится,  что ты ведь тоже 

Хотел  при  жизни  умереть…

              2

Пора осенняя  крылата,

По-журавлиному  скользя,

Она  летит, словно  утрата,

И  плачет дождь...  Уже  нельзя

             Спасти   сиянье  паутин,

Соборных осени  картин,

                И  не запомнить, не отметить

                Всего исчезнувшего в ветер!..

             Ну что ж,  все это было  ране,

Осенняя печаль проста,

Но отчего так больно ранят

Любовь  и  нежность, и тоска?

           РОДНАЯ ДОЛИНА

                         МОЕЙ   МАМЕ,

                        СЕНОТРУСОВОЙ КЛАВДИИ  СЕРГЕЕВНЕ

             КРАСНЫЕ  ЛИСТЬЯ  В    ВОДЕ,  ЧТО  В   СТЕКЛЕ,

             ОСЕНЬ, СЕДАЯ БЫЛИНА.

             Я  ВОЗВРАЩАЛАСЬ  ПОДРАНКОМ    К   ЗЕМЛЕ, 

             В  ЭТУ  ДОЛИНУ.

            БЫЛО  МНЕ  ГОРЬКО,   НО  ВИДЕЛА  Я

            КРЫШИ  РОДИМОЙ  СВЕЧЕНЬЕ,

           И  ОТСТУПАЛА   НЕВЗГОДА  МОЯ

            ПОД  ЕЕ  СЕНЬЮ.

           ВИД   ЭТИХ   ГОР, С ДЕТСТВА ПАМЯТНЫХ  МНЕ,

          СЕРДЦУ   ДОВЕРЕННЫХ   ЛИНИЙ - 

          Я   ТОСКОВАЛА ПО НИМ  И  ВО  СНЕ

          ТАМ, НА  ЧУЖБИНЕ.

           СНИТСЯ  С БЕРЕЗКОЮ  МАМА  МОЯ,

          БАБУШКА  ВЕЧЕРОМ С ПРЯЖЕЙ ,

          И,   СОКРОВЕННОГО  НЕ  ТАЯ,

           СЛОВНО   ПОДСКАЖЕТ, 

          КАК  ВОСПИТАТЬ   НЕПОСЛУШНУЮ  ДОЧЬ,

          КАК С  МУЖИКОМ ОБРАЩАТЬСЯ,

          КАК ПЕРЕЖИТЬ  И  РАЗЛУКУ,  И   НОЧЬ,

          СЧАСТЬЯ   ДОЖДАТЬСЯ,

          И, ПОЗАБЫВ  ВСЕ  ПЕЧАЛИ СВОИ,

          В  МИЛОЙ   ВЕСЕННЕЙ  ДОЛИНЕ

          ВИДЕТЬ:  ОБРАТНО ЛЕТЯТ  ЖУРАВЛИ

          С  ДАЛЬНЕЙ   ЧУЖБИНЫ!

    конечно,   в  таком  виде   они  могут  быть   напечатаны  лишь    в   формате  моей  статьи. Для   сборника  или  журнальной   подборки  необходим  редактор, которому  работы    хватит.  Но  здесь уже   есть  материал,  есть   с  чем  работать!

   Признаюсь,  лучше  всего критические  статьи  пишутся  на  свежем  воздухе,  когда  чищу  авгиевы  конюшни  и  хлев.  Накормлю  и  напою  лошадей и  коров,  отправлю  пастись,  а  сам  начинаю  убираться  во  дворах.  Занимает  это  часа  три  -  мне  нравится это  занятие,  работают  руки,  голова  свободна.  В  это  время  я  сочиняю  критические  статьи.   Обкатываю  целыми  абзацами,  наговариваю  на  диктофон  или  иду  домой,  записываю.  Возвращаюсь  в  конюшни  и  хлев,  беру  вилы  и  начинаю  сочинять дальше. Прибираться  во  дворах  и  писать  критические  статьи  -  что-то  в  этих  занятиях  есть  общее.  По  крайней  мере,  часто  имеешь  дело  с  близкородственной  субстанцией. 

    Поговорим  о  так  называемой  поэзии  Виктора  Булыгина.

     В  последнее  время  на  забайкальских   литературных  праздниках  стал  замечать  человека  зрелых  годов  в  военной  форме  с  майорскими  погонами  на  плечах.  Как-то  подошёл  к  его  столику  с  фамилией   «ВИКТОР   БУЛЫГИН»,  на столике  лежали  книжки  автора,  но  ещё  -  что  больше  всего  и  поразило!  -  множество  дипломов .  В  глазах  зарябило  от  названий  -  «Поэт  года»,  «Писатель  года»,  «Народный  поэт»,  любимый  поэт,  вселюбимый поэт,  всеизвестный  поэт… Такой  дипломостас  я  видел  впервые.  Это  и  насторожило.  А  ещё  возник  вопрос ,  в  каком  отделении  Киева  выдают такие  паспорта?   Я  опасливо  отошёл  от  Народного  поэта,  а  зря!  Любого  критика  ждала  здесь  большая  удача.   (  Осенью  этого  года  меня  на  сайте  СТИХИ РУ  номинировали  на  звание  «Народный  поэт».  В  результате  я  скромно  и  благоразумно  отказался от  звания  «Народный  поэт»,  как  отказался  и  от  диплома.  Через  месяц  сделал  то  же самое  в  номинации  «Народный  писатель».  Это  в  двадцать  лет  перегретое  самолюбие  могут  охладить  подобные  побрякушки,  а  в  мои  облысевше-поседевшие  годы  стыдно  (или  смешно?)  цеплять  на  грудь  ордена  и  медали,  вырезанные  из  фольги  или жести). 

   После  мы  ещё  раз  встречались,  на  собрании  писательской  организации,  куда  Виктор  Булыгин  заявился  и  потребовал  принять  его  в  члены  союза  писателей  России.

  И  вот   на  мониторе  -  спасибо  интернету  и  -  будь  он  неладен!  -  стихотворения  Виктора  Булыгина,  написанные  непосильным  трудом  в  количестве  420  стихотворений.  Пробегаю  названия:

«День России!»

«С праздником дня медицинского работника»

«ООО Газимур Участок Шахтама»

«Покровительство от правительства»

«С днём вас красоты и матери»

«Пожелание моим читателям»

«Новый две тысячи четырнадцатый год»

«Двадцать первый Век»

«Вербенное Воскресеье и его суть?»

«Пядь земли не отдадим»

«Год 2015- Странный год!»

«Приятное поздравление председателя Оргкомитета Дми»

«День рождения комсомола в Забайкалье»

«С праздником вас дорогие мои. С Днём Победы»

«Двадцать первый век -О Исламской военной коалиции»

И  по  этим  безграмотным  названиям  (орфография  авторская  сохранена)  вижу,  что  передо  мной  мой  клиент.  А  когда  прочитал  тексты,  то  понял,  что  мы  просто  созданы  друг  для  друга.  Обычно  графоманы  после  встречи  со  мной,  а  Виктор  Булыгин  графоман  дистиллированной  воды,  просят  больше  не  обращать  на  них  внимания. Но!  -  книга  выпущена.  «Нет  уж,  нет  уж,  -  закричали  все  швамбраны,  -  умерла  так  умерла!»

  Итак,  приступаем   к  патологоанатомии  мёртворождённых  поэтических   уродцев  Виктора  Булыгина.

     Посвящаю всем курсантам моим за сорок лет

       преподавания в училищах.

                  ***

  Нет орденов груди моей

 Но, я служил Отчизне честно!

 Служил я Родине своей

 Не за награды, - беззаветно!

 Много воспитанников моих,

 Что службу ратную несут.

 Афганистан, Чечня и вне границы,

 Не посрамили Русь они.

 Спасибо вам бойцы и генералы,

 Что не забыли клятвы боевой.

 Вы стойко защищали Русь

 В борьбе с врагами

 Уж  после той – «Второю Мировой»

 Я помню вас живых и тех ушедших.

 Вот тех за партами стоявших как в строю.

 И воспеваю имя Ваше в стихах, рассказах,

 в  своих   песнях ,    что пою.

 Пусть память будет ваша не забыта.

 Поздравим с праздником живых

 А тем ушедшим наша – Слава!

 Мы не забудем – и в потомках их!

Или  вот  дальше:

                       ***

  Двадцать первый век начнётся   сумрачным, неясным днём.

  Он в народе отзовётся  тяжким, страшным, серым днём!

  Будет мир греметь,  двоиться, весь народ будет молиться.

  Та, девица будет злиться. так как ей на том пути,

  Не проехать, не пройти. там когда-то в том Двадцатом,

  В тех годах пятидесятых. заложили тайный грех,

  Вот теперь его успех. плохо думали тогда

   С чем придут сии года, их потомкам невдомёк,

  Что-то дедушкин урок , всё пройдёт с дурманом этим,

  Не останется на свете  леса, ягод и цветов.

  То, проделки тех дедов, что ж Россия будет слабой.

  США, уйдёт совсем, мир Европе  будет в тягость.

  Жителям тех тяжких  дней, будет жить Китай в расцвете,

  Миром  будет дорожить, и со звёздами дружить.

      Самое  ценное  в  этой  макулатуре  то,  что  не  надо  ничего  искать,  бери  наугад  любое  стихотворение,  чем  дальше,  тем  чуднее:

         ***

 Две тысячи шестнадцатый 

               скоро  к нам придёт.

 Всем подарит ёлочку,

                              песенку споёт.

 С праздником  поздравит

                         жителей Земли.

 Чтобы были радостны,

                          счастливы они.

 Бури и метели унесутся вдаль.

 С радостью всех примет

                      солнечный Январь.

 Мирной жизни детям

                              всем желаю я,

 И краса Снегурочка –

                          доченька  моя.

 Новый год шестнадцатый

                      в свои права вступил

 Всем детишкам сразу

                       подарки подарил.

 Всех милей подарок

                     он войну  убрал.

 На войну запреты

                      президентам дал.

 Радуйтесь детишки

                   шестнадцатый пришёл

 Лучшего подарка я вам не нашёл.

Да, годом обезьяны назван этот год.

 Лакомство красавицы мы знаем наперёд!

       А  вот  очередная  бредовая  тарабарщина  автора:

СТАРЫЙ-НОВЫЙ  ГОД!

 Новый   Год,   как

                                   Подойдёт,

 Жизнь    продвинет   всем

                                        Вперёд!

 Только   вот    тут   не

                                      Понять,

 Где   его   и   как

                                  Встречать?

 В   те -  далёкие

                                    Времена,

 Отмечали    -  Двадцать     пятое

                                          Декабря!

 А,   позднее    с

                                     Января,

 Знать   тринадцатого

                                            Дня.

 Как   тринадцать

                             Подойдёт,

 Старый  -   Новый    Год

                                              Придет

 И  февраль     тут    не

                                      Отстал,

 Пятое    число

                                Достал.

 Новый   Год     хотел

                                   Прийти,

 Старый -  Новый

                                     Привести.

 Старый,   новый

                                Подойдёт,

 Радость    людям

                                Принесёт!

 Он,    подарком

                                 Одарит,

 В    счастье   всех

                                    Объединит.

 Только   вот   тринадцатое

                                         Января,

 День  -   Святой    Маланьи

                                               Дня!

 С   тридцать    первого   декабря

                                 Сменили,

 В   вечер    Васильев    -

                                     Поручили.

 Там  гадали    мужей

                                  Вновь,

 Опасаясь

                          Дьяволов!

 Как – же,    Новый   Год

                                    Встречать,

 Число    тринадцать

                                     Привечать?

 Взяли    снова   тут

                                     Сменили,

 Число   четырнадцать

                                    Вменили.

 Обрезание    Господне

                                       День,

 Иисусом  -

                           Нарекли.

 Всех   к  Спасителю

                                Свели.

 И   обрезание

                       Сменили,

 Крещенье

                        Применили.

 Ножик   к   слову

                             Приравняли,

 И    Духовный   Мир

                                      создали.

 Духовным    обрезанием

                                          Назвали.

 Перепутали      все

                                          Дни,

 Где   ж  -   тот   Новый

                                           Посмотри?

 Их   печальное

                                   Исканье,

 Привело    народ  к

                                      Страданью.

 Как   отметить,    какой

                                            День?

 Старый,    новый   Год    -

                                           Друзей!

 Так   с   десятого   

                                     Числа,

 Год   начали

                          Привечать,

 А   затем   его

                          Встречать!

 Пили    водку   дня

                                  Четыре,

 Новый   Год   не

                              Пропустили.

 Был   бы   твёрдо   выбран

                                     День,

 Так   не   вышла ,   б  -

                                   Дребедень!

 День     отлично    б  

                                     Отмечали,

 Другие   дни   не

                              Замечали,

 Что   ж    винить    тут

                                     Мужика,

 В   Мире     много

                                    Бардака!

 Начало   года  в  Мире

                                      Утвердили,

 Много   бы   водочки  не

                                       Пили!

     Сам-то  автор  хотя  бы  понимает,  чего  он  тут  понацарапал?  Кстати,  Булыгин  является  членом  Союза  российских  писателей  (не  членом  союза  писателей  России,  слава  Богу!)  - они  что  там  совсем с  ума  посходили!

       ЛЮБИМАЯ!

Родная ,        милая   -

                                           Моя!

 Я.     так     люблю

                                          Тебя,

 Что   позабыть     не

                                          Смог!

 Уехав   в  дальние

                                            Края,

 Там     понял      -   как

                       я           одинок,

 Я   помню     взгляд    твоих

                                            Очей,

 Улыбку    и   прикосновенья

                                                Рук,

 И       нежность    ласки   милых

                                    Губ.

 Объятий,       жаждущих

                                            Желаний,

 И   всех   других,   твоих

                                    Вниманий!

 До  встречи    -      милая

                                              Моя,

 Ежеминутно       жду    -

                                            Тебя! 

             ______ 

А  -  ЛЮБОВНАЯ  ЛИ  СТРАСТЬ!?!

 Я,    хочу,     чтобы

                                               Ты,

 Поскорее     вернулась    в

                                  Мой      дом!

 И   в   ночной

                                    Тишине,

 Мы,    в   объятьях  -

                                        Слились,

 Бы           в

                                   Вдвоём!

 Ты,    б,     с     любовью   и

                                     Страстью,

 В    вечерней       зари

                                         Отдалась,

 Не    хватило   бы

                                          Ночи,

 Исполнить      любовную

                                     Страсть!

 Уж,     рассвет

                                 Настаёт!?

 А   любовь,           в

                                  Продолжении,

 Ночи                       уйдёт!!!

    Собственно,  после  беглого  просмотра  этого  паноптикума  никакого  вскрытия  уже  не  требуется  -  все  рахитичные  суставы  своего  творчества  автор  сам  выставил  на  всеобщее обозрение.

    Весь  этот  безграмотный  бред  подаётся  как  высокая  поэзия  ( а  грамотёшки  автору  явно  не  хватает  -  языковой,  исторической,  культурной).  Но  дело  даже  не  в  этом.  А  дело  в  том,  что  Виктору  Булыгину  сколько  ни  говори,  что  он  никакой  не  поэт,  что  нет  у  него  и  капли  поэтического  таланта,  что  он  графоман,  причём,  графоман  воинствующий (думаю,  после  этого  материала  он  подаст  на  меня  в  суд),  он  всё   равно  не  поверит,  потому  что  у  него  есть  дипломы,  которыми, как  тараном,  он  станет  пробивать  любые  стены.  И  ведь  самое  печальное  -  пробьёт.

    Книги  Виктора  Булыгина  стоят  на  полках  библиотек  рядом  с  книгами  Пушкина,  Лермонтова,  Заболоцкого,  Пастернака,  Бродского,  Вишнякова  -  до  такого  не  додумался  бы  и  Сальвадор  Дали  в  своих  ассоциациях.

  Именно  поэтому  я  не  расстаюсь  с  Виктором  Булыгиным,  поелику  он,  после  Ивана  Гладких,  стал  для  меня  вторым  окололитературным  классиком. 

                                                    ГЛАВА      ТРЕТЬЯ

     А  теперь,  уже  по  традиции,  перейдём  к  заветным  полкам  с  настоящими  стихами.  Надо  сказать,  незадолго  до  Нового  года  она  пополнилась  сразу  шестью  сборниками.  В Томске,  уж  не  знаю  как  у  них  это  получилось,  выпустили  серию  поэтических  сборников.  Взяли  лучших  томских  поэтов,   выбрали  у  них  по  сто  лучших  стихотворений   и  выпустили  книжки.  И  вот  получил  бандероль,  открыл,  а  там  -  радость,  которой  хочу  непременно  поделиться  с  вами.  Серия  так  и  называется  «Сто  стихотворений».

      Томский  поэт  Александр  Казанцев,   иркутянин  Анатолий  Кобенков  и  забайкалец  Михаил  Вишняков  поэты  одного  возраста,  одного  поколения.  Они  и  покинули  эту  землю  друг  за  другом,  почти  в  одно  время.  При  жизни  они  были  друзья-соперники,  ссорились,  сходились,  расходились,  переписывались,  но  жить  друг  без  друга  не  могли.  У  меня  где-то  есть  об  этом  воспоминания  и  переписка,  но  это  тема  уже  отдельного  материала.

АЛЕКСАНДР   КАЗАНЦЕВ

Всё  опасней,  всё   круче  наклонные  плоскости,

Всё  шатучей  мостки,  всё  безумнее  мгла…

Я  люблю,  я  люблю  эту  женщину,  Господи,

Сделай  так,  чтоб всегда  она  рядом  была!

Рухнул  веры  настил, 

                                     и  судьба  чёрным   вихрем  заверчена,

Достаёт  нас  вражда  языками  огня…

Понимаешь,  Господь,  мне  нужна,

                                                                мне  нужна  эта  женщина,

Если  есть  ты,  Господь,  то  её  сохрани  для  меня.

Был  я  буен  и  груб,  а  теперь  - 

                                                           воплощение  кротости,

Жаден  был  до  удач,  а  теперь  я  и  малому  рад…

Я  искал,  я  искал  и  нашёл  эту  женщину,  Господи,

Сделай  так,  чтоб   она 

                                         не  пополнила  список  утрат.

В  небе  молнии  след  - 

                                          как  большая  ветвистая  трещина,

Но  вернуться  должны  синева  и  покой  к  небесам…

Сделай,  Господи,  так,

                                            чтоб  счастливой  была  эта  женщина.

Нет,  не  делай,  я  сам…

                                            Остальное  я,  Господи,  сам!..

                         ---

              НАТЮРМОРТ

Краюха  хлеба  на  столе

Ещё  свежа,  не  зачерствела,

Хранит  ещё  тепло  руки

И  холод  острого  металла.

Ещё  в  стакане  молоко

Наполовину  недопито

И  ожидает,  схолодав,

Горячих  губ  прикосновенья.

В  оправе  бронзовой  очки

Глядят  на  мир  подслеповато,

И  тюля  вычурная  тень

На  стенах  дышит,  как  живая.

И  не  хватает  человека…

А  человека  не  вернуть.

             ---

          ***

В  отчем  доме  поют  половицы.

Воротившись  домой,  наконец,

Всем  богам  я   готов  поклониться,

Лишь  бы  жили  и  мать,  и  отец.

Никогда  они  зла  не  копили,

Лучше  их  на  земле  не  сыскать…

За  удачи   свои  заплатили

Полной  мерой  отец  мой  и  мать.

Никому  угождать  не  старались,

И  дорога  неровной  была…

Подступили  болезни  и  старость  - 

Невесёлые  нынче  дела…

Знаю,  ждали,  родимые,  ждали,

Дни  считали  до  встречи  опять,

Часто  вслух  мою  книжку  читали

И  не  знали:  хвалить  ли  ругать.

Что  им  слава  моя  и  безвестность?  -

Лишь  бы  только  здоровым  я  был,

Лишь  бы  хлеб  зарабатывал  честно

Да  не  пил  и  жену  бы  любил…

Поджидая,  глаза  проглядели,

Волновались  отец  мой  и  мать…

Ну   а  я-то  лишь  на  две  недели…

Только  как  им об  этом  сказать?..

           ---

    ГРАЧИ   ПРИЛЕТЕЛИ

Отгудели  метели.

Вновь  капели  стучат.

И  грачи  прилетели  -

На  берёзах  кричат.

Тишь  московских  окраин

После  стылых  ночей

Ошарашена  граем

Заполошных грачей.

Там,  где  сыро  и  грязно,

Где не  ходит  никто,

Бродит  старый  Саврасов

В  допотопном  пальто.

Отставной  академик

В  серебре  седины.

Ни  детей  и  не  денег,

Ни  любимой  жены.

Гаснут  зренья  остатки  -

Видно,  к  предкам  пора.

На  коленка х -  заплатки,

А  в  кармане  -  дыра.

Хвори  в  старческом  теле.

Но  лучи  -  горячи,

И  грачи  прилетели, 

Прилетели  грачи!

Жаль,  что  нынче не  просто  -

Отходился,  увы!  -

Выйти  к  белам  берёзкам

За  пределы  Москвы,

Постоять  и  подумать

У  замшелых  оград,

Что  его  вот  не  будет,

А  они  прилетят…

        ---

     ЛЕШИЙ

Там,  где  лес  до  кусточка  малейшего

Осквернён  человеческим  злом,

Я  набрёл  на  милейшего  лешего,

Распоровшего  лапу  стеклом.

Лили  слёзы  глаза  его ясные,

Он  к  порезу  листок  прижимал

И  сидел  под  обломленным  ясенем,

Неожиданно  жалок  и  мал.

И  пока  я  его  перевязывал,

Отодрав  от  рубахи  лоскут,

Он  рассказывал  мне,  пересказывал

Всю  кручину  свою  и  тоску.

Уж  теперь  в  нём  ни  силы,  ни  удали  -

Доконали  паскудные  дни…

Где-то  весело  люди  аукали  -

Нам  казалось,  что  выли  они.

       ---

       ***

До  кончины  будут  жечь  меня,

Всё  усиливая  власть,

Золотое  слово  «женщина»

И  его  синоним  -

«Страсть».

        ---

           ***

Сапоги-скороходы  хотел  бы  иметь,

Чтобы  с  каждым  дружком  повидаться  успеть.

Самобранка  бы  тоже  не  лишней  была,

Чтоб  извода  не  знали  богатства  стола.

Ну  а  как  бы  сгодилась  живая  вода,

Чтобы  лучших  друзей  сохранить  навсегда!..

Да  любое  бы  чудо  сумел  сотворить  -

Мне  б  волшебную  палочку  где-то  добыть!..

Но  сжимаю  в  руке  у  беды  на  краю,

Стержневую  дешёвую  ручку  свою.

                  ---

               ***

Устроил  так

Светло  и  величаво

Вселенский  разум

Или  же  Творец:

Всё  сущее  в  любви  берёт  начало,

А  в  нелюбви  находит  свой  конец.

                  ---

      ПАМЯТИ   АСТАФЬЕВА

Вот  на  снимке:  я,  Астафьев

И  учителка  Галина,

А  за  нами  полыхает,

Как  салют  большой,  калина.

Двор  Астафьева  в  Овсянке.

Осень. Век  ещё  двадцатый.

У  Петровича  в  осанке

Усталь  с  удалью  завзятой.

В  снимок  вглядываюсь  -  жалко!

Тучей  хмарь  ползёт  на  брови:

Чёрт-те  где  училка  Галка

И  в  сырой  земле  Петрович!..

Вот  и  радости  изнанка  -

Буду  я  писать  отныне:

Красноярский  край,  Овсянка,

Дом  Астафьева,  калине.

               ---

           ***

В  детстве  хищно  цвели  георгины,

И  сорочья  неслась  трескотня…

Не  любили  мои  героини

Не  геройского  вовсе  меня.

Не   скулил  вожделенно  про  счастье,

Воздух  рвал  полыхающим  ртом  -

За  двоих  я  любить  приучался…

Это  так  пригодилось  потом!

             ---

              ***

Жахни,  Петька  виртуальный,

Вновь  из  маузера  в  небо

И  ори  народу:  «Тихо!

Щас  Казанцев  думать  будет!»

Уж  подумаю,  однако,

Как  и  что  мне  делать  надо,

Чтоб  надежда  не  утопла,

Как  Чапай  в  реке  Урале,

Чтоб  осклабилась  Фортуна

Пулемётчицею  Анкой,

И  чтоб  -  Господи  помилуй!  -

Не  явился  серый  Фурман  -

Вся  и  всё  переиначить…

             ---

         ***

                 Мы  поэтов  правильных  читали…

                           М. Андреев.

А  я  неправильных  поэтов

Читал  всегда  и  чтил  всегда,

Вот  и  горит  неверным  светом

Моей  поэзии  звезда.

И  не  укажет  путь  на  злато,

И  не  приблизит  ко  двору…

Во  мгле  мерцает,  значит,  надо,

Кому-то  надо  на  миру…

         ---

     Вот  и  познакомились,  очень  коротко,  с  поэзией  Александра  Казанцева.  В  следующих  номерах  журнала  мы  почитаем  стихи  авторов  оставшихся  пяти  сборников  -  Александра  Рубана,  Леонида  Шелудько,  Олега  Афанасьева,  Николая  Игнатенко,  Олега  Кислицкого.   

ВЯЧЕСЛАВ    ВЬЮНОВ